Кажется, я что-то понимаю, сказал я. Но не совсем. Если тебя не затруднит, объясни поподробнее. Возможно, правда, я требую слишком многого. Тогда тоже скажи.
Я был совершенно открыт. Готов был даже ошибиться. Меня не смущало, что я могу ошибиться. Одри держалась очень мило.
Что ты понимаешь? - спросила она.
То, что ты сказала. Ты ушла, чтобы ждать меня.
По моему виду нельзя было сказать, чтобы я много понимал. Собственно, кроме этой фразы, я ничего не понимал.
Ушла откуда? - спросил я.
Думаю, это был правильный вопрос, даже если она на него уже ответила.
Из дома.
Она села. То есть нет, она уже сидела. Просто задвинулась поглубже. В мягкое кресло.
Я больше не могла выносить Симона, сказала она мне. Когда я начала тебя ждать, я перестала его выносить. Нет, не так, я не выносила его и раньше. До того как начала тебя ждать. Но тебя я жду уже довольно давно. Год. Полгода. Особенно с тех пор, как ушла Клеманс.
Три месяца, уточнил я.
Я реагировал вяло. Регистрировал информацию, и только. Предполагал обобщить ее. Но позже.
И тогда я стала тебя хотеть, продолжала Одри. (Она обращалась вовсе не ко мне.) А Симона не хотела. И ждать тебя у него дома тоже не хотела. Тем более что ты перестал приходить. Я решила ждать тебя в другом месте.
На барже, догадался я.
Я пытался обозначить для нас точки отсчета.
Все равно где, сказала Одри, по-прежнему не глядя на меня. К счастью. Все равно где, но не в его доме, добавила она, куда ты перестал приходить. В таком месте, куда бы ты сам ни за что не пришел. Но где я могла бы ждать тебя. Я ведь прождала целых три дня. Только потом позвонила.
Эта идиотка, конечно, напомнила мне о Клеманс. Я встал.
Ты единственный, сказала она мне.
Я предпочел спросить, не хочет ли она взглянуть на детей.
Неудачный вопрос. Не дожидаясь ответа, я поинтересовался, что должен передать Симону.
Не знаю, ответила она. Я ничего не знаю о своей жизни.
Я, вероятно, выглядел растерянным. Я и был растерян. Она тоже.
Думаю, для начала надо успокоиться, предложил я.
Наступило молчание. Немного помолчать было просто необходимо. Мы сидели в креслах лицом к дивану. На диване я на мгновение вообразил Симона с нянькой. Когда-нибудь потом, позже.
Причем сильно позже, сказал я себе. Я чувствовал, что не готов. Надо было подумать. И все-таки посмотреть на Одри. Увидеть ее. Чуть-чуть позже, сказал я себе.
Взглянул на часы. Половина двенадцатого. Интересно, когда вернется Симон. Вот не догадался у него спросить.
