В четыре часа утра можно помереть, и ничего от этого не изменится, облик квартала останется все тем же, и лицо мира, разумеется, тоже, на нем и при дневном свете, когда уже кофе пьешь, ничего не меняется, разве что в новостях по радио, но от тебя это не зависит или зависит очень мало, ты еще даже неодетый сидишь. Поэтому смерть в четыре часа утра, когда мучаешься бессонницей, видится как своего рода искушение, надежда на избавление и примирение с тишиной. Я говорю, понятно, за себя, другие успешнее проживают подобные минуты, по крайней мере, я так полагаю, опросов на эту тему не проводилось, я говорю про таких же, как я сам, что толку переубеждать тех, кто бывает счастлив, проснувшись один в четыре утра с растрепанными нервами. Короче, я промучился до рассвета. День начался погано. О последующих и рассказывать не стоит.
Тем не менее я упорно продолжал ходить на встречи с Клеманс, обставляя ими свое существование. Заполняя ими весь день, поскольку происходили они под вечер. Только тогда, в назначенное время, начиналась моя настоящая жизнь. Я спешил в кафе весь во власти предвкушения, но это был пустяк в сравнении с моментом, когда наступала пора смотреть на часы.
Получалось захватывающе. Я с интересом наблюдал, как у меня разгорается нетерпение, когда мой взгляд время от времени вылавливал в толпе фигуру, близко или отдаленно напоминающую Клеманс. На мгновение я узнавал походку, юбку, взгляд, но сходство тотчас исчезало, растворялось в общей массе. Все одинаковые. Каждая не та. Растиражированное отсутствие.
Меня посещало разочарование. Но не обида. Клеманс была не виновата.
Я винил только себя. На седьмой день я понял, что официант мое напряженное состояние заметил. Сделался предупредительным. Меня его внимание тронуло. Он был молод. И, как мне показалось, понимал меня. Не нужно было ничего ему объяснять, он и так видел, что я давно жду кого-то, кто не приходит. Или кого не существует вовсе. А я сижу и жду. И буду ждать.
И я ждал. Официант сменился. Вместо него меня обслуживала девушка. Внимания на меня не обращала. Правда, она меня еще не знала.
Потом узнала. Смягчилась. Впрочем, неважно, плевать на официантку. Это я просто к слову. Они все в итоге смягчаются. Посидите так в одиночестве и увидите. Ваше присутствие тяготит, молчание угнетает. Они его нарушают. Иначе воздуху не хватает. Ну а вы отвечаете. Сохраняя озабоченное выражение лица, растягиваете губы в улыбке. Без натуги. Такая улыбка - лишь обозначение вашей власти, вашего веса на этом стуле. Вы с него два часа еще не слезете. Можете и официантке улыбнуться.
