Он впихнул меня в вездеход, стоящий неподалеку, и принялся сразу же тараторить, как сорока.
– Оленька, я все твои просьбы выполнил! – заявил он, слегка озадачив меня множественным числом слова «просьба», я его просила, насколько мне помнится, только об одном – связаться с геофизиками и выяснить у них все, что можно, о причинах цунами и возможности его прогнозирования.
– Ты представляешь, меня там чуть не арестовали! – продолжал Фимка. – Какой-то козел с майорскими погонами и генеральскими замашками. Столкнулся со мной около палатки геофизиков, они катер с «Витязя» ждали, и начал сразу орать – кто я, видите ли, такой, да что я тут делаю, да есть ли у меня допуск в пограничную зону? Хотел мою фотокамеру отобрать, представляешь? Я его чуть не убил на месте, спасибо ему вот, оттащил меня от этого дурака, а то бы я не знаю, что было…
Ефим показал рукой на молчаливого человека, зябко кутавшегося в штормовку, которого я в полумраке тусклого освещения вездехода сначала не заметила. К моему удивлению, им оказался тот самый очкарик, который докладывал на совещании, проводимом Чугунковым сразу после нашего прибытия на остров, и вызвал неудовольствие генерала своими чрезмерно научными речами. Он, как мне показалось, меня тоже узнал.
– Нашли своих японцев в океане? – спросил очкарик, протягивая мне руку. – Моя фамилия Финкельштейн. Самуил Моисеевич Финкельштейн, хотя чаще меня называют Семеном Михайловичем, как Буденного.
– Кого? – переспросила я.
Очкарик пожал плечами.
– Буденного, – ответил он недоуменно. – Был такой деятель… Я думал, его еще помнят.
– Ах, этот! – рассмеялась я. – Простите меня за такую реакцию! Я просто не сразу вас поняла. Дело в том, что нашего Министра тоже зовут Семен Михайлович, и это тоже кличка или прозвище, что ли… Настоящее имя у него сложнее и не очень удобное для произношения.
Я давно заметила, что, когда сообщаешь людям о том факте, о котором я сейчас сказала очкарику, они как-то просто машинально спрашивают: «А как же его зовут?» Но этот, к моему удивлению, такого вопроса не задал.
– Ефим сообщил мне, что вы интересуетесь процессами образования и распространения динамического возмущения в больших массах воды, – сказал вдруг он, слегка огорошив меня терминологией, сквозь которую я с трудом добралась до смысла того, что он хотел сказать.
«А Чугунков-то был, пожалуй, прав, – подумала я, – когда просил его разговаривать на обычном, общедоступном языке, а не читать лекции по своей геофизике».
