Позавтракав, он включил радио, надеясь услышать прогноз погоды, но по ушам резанул дурашливый, неестественно бодрый голос, зазывно предлагающий квартиры в строящихся домах – элитные, но дешевые. Роман Ильич терпеть не мог рекламы, и рука сама уже потянулась к ручке выключателя, но любопытство все же пересилило, и он дослушал сообщение до конца. Стоимость квадратного метра от трехсот девяноста долларов. Он прикинул, сколько будет стоить пятьдесят метров. Испытав легкое разочарование, Четыкин выключил радио и быстро вымыл за собой посуду. Если бы судьба подкинула ему еще хотя бы десять кусков! Он бы перебрался из этой опостылевшей норы куда-нибудь в зеленый район, в квартиру с зимним садом и кабинетом где-нибудь на двадцатом этаже, чтобы по утрам в одиночестве любоваться с балкона панорамой просыпающейся Москвы!
Роман Ильич убрал посуду в шкафчик и насухо вытер стол. Ларискин свинарник был удостоен еще одного презрительного взгляда, и Четыкин вернулся в свою комнату. Облачившись в поношенный серый костюм и повязав такой же невзрачный галстук, Роман Ильич критически посмотрел на себя в зеркало. Борода росла у него плохо, и поэтому бриться он мог себе позволить через день. Роман Ильич считал это большой удачей.
Взяв с собой старенький «дипломат» и большой черный зонт, Четыкин покинул квартиру и отправился на работу. Сегодня он дежурил с утра до вечера. Дневные дежурства он любил больше, потому что предпочитал ночью спать, а не мотаться по городу в санитарной машине.
На улице все было именно так, как он и ожидал, – пляшущие по асфальту капли, грязные фонтаны брызг из-под мчащихся лимузинов, торопливые пассажиры, размахивающие мокрыми зонтиками, – он стоически вынес все, выскочил на Тверской, пробежал по подземному переходу, поднялся на поверхность и, только свернув с Тверской в тихий переулок, перевел дух. Башмаки его намокли, по куполу зонта продолжал хлестать дождь, но зато он был опять один, и никто не тревожил его ни физически, ни душевно.
Торопясь побыстрее попасть под крышу, Роман Ильич шел, опустив голову и не глядя по сторонам. Мокрый асфальт сделался похожим на черное щербатое стекло – все отражалось в нем, но отражалось забавно и уродливо – от фигур, от деревьев, от машин оставался только какой-то пестрый штрих, зигзаг, абстрактный символ. От нечего делать Роман Ильич увлекся разглядыванием этих символов. Закрывая зонт, он вбежал в будку, где сидели охранники и, торопливо предъявив пропуск, помчался дальше по дорожке, ведущей к больничному корпусу.
