II
«Кто ее создал, тот и разрушил», — смеется Аристотель (Aristot., Fragm., 32. — Strabo, 13, 598). Это значит: Атлантида — миф. Но, если даже так, вспомним, что для самого Платона значит «миф», — может быть, лучшая часть всей его мудрости. Не ближе ли и нам, не роднее ли, потому что бессмертнее, миф Платона, чем вся его диалектика?
Миф — полет, диалектика — лестница; рушится лестница, крылья мифа возносят на высоты нерушимые; дальше всех человеческих глаз, край земли и неба, начало и конец всего — «Атлантиду» — видит орлиное око мифа.
Слушая спор, диалектику, споришь и сам; слушая миф, молчишь и вспоминаешь райские песни Ангела, петые всякой душе до рождения:
И звуков небес заменить не могли
Ей скучные песни земли.
III
Мифы Платона — всем эллинским мифам венец, а жемчужина в венце — «Атлантида».
«Кто ее создал, тот и разрушил», — чтоб это сказать, надо быть таким трансцендентно-лютым врагом Платона, каким был ученик его, Аристотель.
Рафаэль, в ватиканской фреске — «Школа Афинских мудрецов», дал в руки Платона «Тимея» — «Атлантиду», как бы желая тем показать, что здесь его глубочайшая мудрость.
IV
Что такое миф? Небылица, ложь, сказка для взрослых? Нет, одежда мистерии. Голыми ходят у Платона только низшие истины; высшие — облекаются в миф, так чтобы истина сквозила сквозь «басню», как тело — сквозь ткань. Тут парадокс, непонятный всем Аристотелям: в грешное облекается святое, истина — в ложь. Нет ли и за ложью «Атлантиды» истины?
V
Две музы у Платона: ученица Сократа, с разумными устами спорщица, и ученица Орфея, «с исступленными устами Пифия» (Heraclit, Fragm. 12). Та об Атлантиде молчит, говорит только эта.
Два у Платона Сократа: собственный его, одержимый богом вакхант, — может быть, мифический, и чужой, Ксенофонтовский, Меморабилийный, — вечный вопрошатель, сам не ответчик, «повивальная бабка», сам не рождающий, — двусмысленно-жутко смеющийся Фавн, — может быть, исторический.
Если так, то и здесь, у самых истоков Платоновой мудрости, борется миф-мистерия с историей.
VI
Прежде чем спрашивать, была ли Атлантида, надо бы спросить, что думает об этом сам Платон. Но вот, как это ни странно, за две с половиной тысячи лет, этого никто не сделал. Сделать это, впрочем, не так-то легко.
Миф — мистерия — история в Платоновой мудрости сплетены, сотканы, как тончайшие, в органических тканях, волокна, как элементы в химических телах. Эти три порядка слиты в нем так, как дух, душа и тело в человеке. Как же их рассечь, не убивая?
