– А я не знаю лучшего места, ваше сиятельство.
Он что, шутит? Грант бросил на доктора быстрый взгляд. Но нет. Ничего даже отдаленно веселого не было в серьезном выражении лица доктора Фентона. Он встретил взгляд Гранта прямо и открыто, заставляя того задуматься о том, о чем он в данный момент не слишком хотел думать.
Через месяц, неделю, даже через несколько дней он вполне может оказаться тем, кто будет лежать на катафалке перед алтарем. Кто станет скорбеть по нему? Его убитая горем мать? Говоря по справедливости, какой женщине под силу выдержать смерть мужа и двух сыновей? Не станет ли его смерть для нее последним ударом? Или она будет стойко держаться, как сейчас, застывшая и безмолвная, несгибаемая в своем горе?
– Завтра, – сказал Грант. – Это достаточно скоро. Уж до завтра, надеюсь, я доживу, тогда и обследуете меня.
Доктор кивнул, и ему хватило такта отойти, оставив Гранта с его размышлениями о смерти.
Заболевание крови. В процессе лечения Джеймса доктор Фентон намекал на то, что это отклонение наследственное. Грант, как и два его умерших брата, обречен.
Джеймс умер пять дней назад, в точности повторив уход из жизни Эндрю шестью месяцами ранее. Симптомы были до невероятности одинаковы: апатия, сопровождающаяся неестественной бледностью, словно тело готовилось к тому, чтобы стать ангелом. В течение последней недели Джеймс был не в состоянии проглотить хоть что-нибудь. Когда он умер, то походил на скелет.
Но он не может быть мертв. Джеймс был всегда таким остроумным. Он вечно посмеивался над тем, чем дорожил Грант. Его высказывания бывали порой слишком резкими, а увлечения женщинами и выпивкой несколько чрезмерными. А теперь Гранта окружала оглушающая тишина, и в его жизни образовалась огромная дыра.
Грант мог представить себе, что сказал бы брат в такой момент, словно Джеймс стоял с ним рядом, наблюдая за собственными похоронами.
«Старший брат, неужели тебе обязательно быть таким мрачным? Я знаю, мы, шотландцы, слывем суровой, сдержанной нацией, но ты мог бы по крайней мере удостоить меня улыбкой. Если нет другой причины, то хотя бы в память обо мне. Наверняка были добрые времена, которые ты можешь вспомнить».
Грант почувствовал, как подступающие слезы защипали глаза, и решительно поднял голову, отказываясь уступать публичной демонстрации скорби. Что бы он ни чувствовал, это только его личное. Десятый граф Стрейтерн всегда, в любой ситуации, должен помнить о своем положении.
