– Может быть, я помогу? – предложила Флер. – Если ты изложишь ситуацию…
Ричард посмотрел на нее.
– Пожалуй, ты и могла бы помочь, но у меня такое чувство… Я должен разобраться сам. Ты понимаешь?
– Конечно.
Флер нежно сжала его локоть. Ричард коротко рассмеялся.
– В сущности, все это совершенно неважно и никак не повлияет на то, что я собираюсь сделать. Просто… – Он умолк и посмотрел прямо в глаза Флер. – В общем, ты знаешь, что я чувствую, когда думаю об Эмили.
– Она была полна тайн, – сказала Флер, сдерживая зевок.
Сколько еще можно рассуждать о покойнице?
– Не тайн, – возразил Ричард. – Очень надеюсь, не тайн. Просто… скрытых особенностей…
Как только Ламберт кончил, он потерял всякий интерес к Филиппе, которую использовал в качестве заменителя. Он отлепил губы от ее шеи и выпрямился.
– Мне надо идти.
– Давай полежим еще чуточку, – жалобно попросила Филиппа.
– Нет, нельзя. Все начнут удивляться, куда мы делись.
Он заправил рубашку в брюки, пригладил волосы и ушел.
Филиппа приподнялась на локтях, оглядывая пустую комнату. Она уже начала мысленную работу. Вот доказательство его великой страсти! Когда-нибудь у нее появятся подруги, и она им будет рассказывать по секрету, а они будут слушать и смущенно хихикать. «Честное слово, он просто обезумел… Мы сбежали к себе в комнату… Так романтично! Ламберт ужасно импульсивный». Снова хихиканье и восхищенные взгляды. «Ах, Фил, какая ты счастливая! Я уж и не помню, когда мы с мужем в последний раз занимались сексом…».
И вдруг среди смеющихся голосов прозвучал совсем другой голос. Голос ее матери. «Отвратительная дрянь!».
Ледяной взгляд голубых глаз. Дневник Филиппы неопровержимой уликой маячит перед глазами. Ее тайные подростковые фантазии вытащены на свет.
Как будто и не прошло пятнадцати лет с тех пор, Филиппа почувствовала себя по-детски испуганной и униженной. Голос матери врезался в ее сознание. «Увидел бы это папа, ему бы стало противно! Девочка в твоем возрасте, и думает о сексе!».
Секс! Ужасное слово гремело в воздухе, а с этим явились мерзкие, невыразимо гнусные картины. От смущения у Филиппы занемело лицо, свело легкие. Ей хотелось кричать; невозможно было смотреть в глаза матери.
В следующей же учебной четверти она позволила нескольким старшеклассникам из соседней мужской школы трахнуть ее за кустами около хоккейной площадки. Каждый раз было больно и стыдно, и она беззвучно плакала все время, пока это происходило.
«Так мне и надо, – думала она, пока один шестнадцатилетний оболтус за другим дышали пивом ей в лицо. – Ничего лучшего я не заслуживаю».
