Гидеон снял с крючка на стене белоснежное полотенце и стал вытирать руки, спину и плечи. Уиллоу почувствовала такую восхитительную неловкость, что ей пришлось отвернуться.
– Что ты еще купила? – спросил он, явно наслаждаясь ее неловкостью.
Уиллоу только пожала плечами:
– Муку, сахар, кофе – все такое.
Голос у него был низкий, и хотя он не сделал ни шагу в ее сторону, он показался Уиллоу очень близким. Когда он вытирал волосы, на животе и на груди у него играли мускулы.
– Вы хорошо готовите, миссис Маршалл? Уиллоу подняла голову:
– Да. Мария меня многому научила – я могу делать тортильи.
Он ухмыльнулся.
– Тортильи? Я и не думал, что мне так повезло. – Его карие глаза скользнули по ее груди, животу, бедрам, становясь от этого темно-зелеными. – Давайте-ка займемся любовью на травке, миссис Маршалл.
Щеки Уиллоу не только покрылись румянцем, но и онемели.
– Прямо днем?
Гидеон засмеялся.
– Мне, думаю, понравилось бы наблюдать, как ты купаешься в солнечных лучах, – сказал он и решительно отбросил полотенце, отчего у Уиллоу засосало под ложечкой и в животе что-то закрутилось и завертелось.
Она сделала шаг назад.
– Но мы еще… еще не позавтракали… – сказала она, глупо запинаясь.
Гидеон вошел на кухню вслед за ней, подкрадываясь, словно какой-то прекрасный горный зверь, его глаза дразнили ее, когда он подходил ближе и ближе.
– Я проголодался, – сказал он хрипло.
Не сомневаясь в том, что он говорит вовсе не о еде, Уиллоу выдавила нервную улыбку.
– Гидеон, я… мы…
Он поймал ее руки, прижал к своей груди и в этот миг одержал над ней полную победу. Его рот накрыл губы Уиллоу – он был вкуса весенней воды и солнечного света. Сердце у нее забилось, и бедра предательски пришли в движение. Она обняла его за шею и уступила ему.
Не прерывая поцелуя, удивительного по глубине, Гидеон снова вывел жену на улицу, на солнце. Они легли в густую траву у заднего крыльца, раздвинув ее своими телами, растирая ее ароматные стебли, запах которых смешивался с запахом свежего воздуха и дикой жимолости.
Он положил свою ногу на ноги Уиллоу, прижимая ее к мягкой земле. Ему не потребовалось для этого никаких усилий, потому что Уиллоу вовсе не хотелось сопротивляться. Она застонала и напряглась, когда он расстегивал маленькие пуговки на ее ситцевом платье.
Когда Гидеон расшнуровал ее муслиновый корсет, Уиллоу почувствовала прохладный летний ветерок на своей груди, и рот Гидеона наконец оставил ее. Он улыбнулся, садясь, легко надавливая пальцами на сочные соски, пока они не сделались абсолютно твердыми, как галька. Он наклонился попробовать их на вкус, каждый отдельно, с томительной неспешностью.
