Почувствовав слабость, Гидеон взял лампу и вышел на заднее крыльцо. Там он наполнил умывальник теплой водой, которая весь день грелась на солнце, и умылся. Он снова подумал, не стоит ли ему поехать в город за Уиллоу и привезти ее домой.
После долгих размышлений он решил не делать этого. Вероятно, она чувствовала, что должна быть рядом с отцом; если бы ей хотелось побыть с Гидеоном, она сама вернулась бы к нему.
Гидеон лежал в постели уже минут десять, когда она появилась, усевшись на край кровати и со вздохом стаскивая сапоги. Толстая коса свисала на спину, на ней были брюки и мужская рубашка.
– Я тебя разбудила? – весело спросила она.
Гидеон изумленно уставился на нее. Он не мог рассмотреть выражение ее лица, потому что он не видел как следует в лунном свете.
– Сейчас, черт возьми, только два часа, – рассерженно и испуганно прохрипел он. – С какой стати мне спать?
Казалось, сарказм его тона нисколько не волновал Уиллоу. Она перебросила косу через плечо и начала расплетать ее. Закончив, она сняла рубашку и эти богомерзкие брюки и забралась в постель, как будто ей нечего было объяснять.
– Где, черт побери, ты была? – сквозь зубы спросил Гидеон.
– Каталась, – сладким голосом ответила она.
– В такое время?
Она довольно вздохнула и уткнулась в подушку.
– Луна светила, – сказала она, словно это все объясняло.
Гидеон готов был взорваться, когда она внезапно потянулась к нему и мягкими пальцами провела по его груди.
– Люби меня, Гидеон, – сказала она, потерев его сосок подушечкой большого пальца, отчего он непроизвольно застонал.
– Уиллоу, сегодня…
– Я знаю, что было сегодня, Гидеон. Мне нужно твое прикосновение. Целуй меня до тех пор, пока я смогу дышать, видеть или думать…
Он понял ее и ответил глубоким поцелуем. Ее язык немедленно встретился с его языком. Лежа рядом с ней три мучительных ночи, желая ее и отказывая себе из-за ее утраты, Гидеон почувствовал, как напряглось его изголодавшееся тело. Он скользнул губами к ее левой груди, обхватил ими теплый, затвердевший бугорок, дразня его языком, утоляя свой голод.
Уиллоу выгнула спину, отдавшись ему и сладко постанывая:
– О, Гидеон… Боже, Боже, Гидеон…
Он повернулся к другой груди, то жадно пожирая ее, то едва касаясь легкими, как шепот, поцелуями. Она была покорной, ждущей, чтобы ее пленили.
– Возьми меня, – просила Уиллоу. – О, Гидеон, скорее возьми меня…
Но Гидеон упрямо продолжал ласкать грудь.
– О, Гидеон, пожалуйста! – умоляла она, безумно вцепившись в его плечи.
