Но ни словом, ни жестом Кора не выдала смятения, владевшего ею, хотя оно терзало ее, в то время как она молча сидела у ног победителя. Не выдала она своего потрясения и тогда, когда в зал были приведены сакские пленные и брошены в цепях перед сэром Люком. Окровавленные и беспомощные, они должны были поклясться в верности ему как сеньору и его королю Вильгельму или же умереть.
– Но знайте, – предупредил Люк, – если вы нарушите клятву, то будете отвечать за последствия. Я не терплю предательства и больше уважаю человека за отказ, чем за фальшивые уверения в его преданности.
В зале наступила зловещая тишина, полная дурного предзнаменования. Кора затаила дыхание, мысленно умоляя своих вассалов не склоняться перед этим нормандским захватчиком.
Но ее ждало разочарование. Один за другим пленники преклонили колени перед сэром Люком и поклялись в верности ему, а также его королю Вильгельму. Ни один не воспротивился. Даже Кервин, седой капитан, которым так дорожил ее отец.
– Вы приняли мудрое решение сегодня, – сказал Люк угрюмо столпившимся перед ним саксам. – Мне нужны добрые воины в моей дружине, и увидите, я справедливо награждаю за верность и преданность. А теперь идите, и пусть с вас снимут цепи и подстригут по нормандскому обычаю, чтобы все видели, кому вы теперь служите.
Кора закрыла глаза, чтобы не видеть этого позора. Да, надеяться больше не на что. Все для нее было кончено.
Эта боль еще долго не покидала ее, после того, как пленников увели. Они вернутся домой, к своим семьям, в то время как сама Кора останется в одиночестве, лицом к лицу со своей судьбой. Но разве она не знала об этом с самого начала? Да, знала, когда взяла бразды правления в свои руки и убедила воинов покойного Бэльфура последовать за ней, его дочерью. Ведь она рисковала больше, чем они, в случае поражения.
Некоторое время спустя на помосте был накрыт стол, уставленный блюдами с мясом, хлебом и сыром, между которыми стояли большие кувшины с элем и вином. Кора не притронулась к еде, которую положили на подносе перед ней, а лишь с презрением взглянула на Люка, когда он предложил ей поесть. Но он и не настаивал.
– Упрямая саксонка. Умирай в таком случае с голода, если это тебе больше нравится.
Он слегка улыбнулся при этом, и лицо его сразу помолодело. Его темные волосы были длиннее, чем у большинства нормандцев, спутанными прядями они спадали на уши, почти касаясь могучих плеч. Широкие темные брови парили над живыми черными глазами, словно два соколиных крыла, а щеки и челюсть были покрыты темной щетиной. Несмотря на тонкий шрам возле левой брови и еще один на щеке, он был красивым мужчиной. Но все же он был нормандец, а значит, враг – и это делало его отвратительным в ее глазах.
