– Ты так доверяешь ему, дядя Эдвард? Словно самому себе? Больше, чем себе?! – Бетти казалось, что она никак не найдет нужных слов, способных убедить дядю в ошибочности его скоропалительного решения. – Ты так же доверяешь и его приближенным? – в ее словах и взгляде, обращенных к лорду, была мольба, но он был неумолим.
– Лорд Гарольд Ноттингем – человек чести, дорогая моя! Он даст клятву верности тебе перед лицом Господа нашего Иисуса Христа! – дядя устало посмотрел на нее и, сев в кресло, горестно вздохнул, затем закрыл лицо руками и глухим голосом закончил: – Я принял решение, Бетти! И не стану менять его из-за твоих детских капризов и прихотей! Вы свободны, леди Элизабет! Я отдал необходимые распоряжения прислуге. Марта отправляется с Вами, миледи, в замок Ноттингема! Она честная преданная служанка! Ювелир и нотариус уже занимаются описью украшений и драгоценностей, отобранных из моих сокровищниц Вам в приданое, леди! – и Бетти поняла, что больше дядя Эдвард не станет с ней разговаривать. Когда дядя сердился, он переходил в обращении к ней на «Вы». Тон его речей в этом случае всегда становился отчужденным и категоричным: – Будьте кротки и нежны со своим мужем, леди Элизабет! Будьте счастливы в память моего бедного Мэтью! – напутствовал дядя Эдвард Бетти и, отняв ладони от лица, встал из кресла.
– Дядя Эдвард, Вы можете сами начать свою жизнь… – но Бетти не договорила.
Лорд Эдвард закричал дико, разъяренно, грозно и одновременно громко, словно раненный зверь:
– Бетти! Выйди немедленно вон! А если ты станешь мне снова что-то советовать, то я прикажу раздеть тебя донага, заковать в колодки и в таком виде привезти на венчание! Ты хочешь моего и своего позора, Бетти?! Вон отсюда, Бетти!
Он вновь походил на того обезумевшего человека, что вчера в ярости убил ни в чем не повинное животное, и испуганная девушка не заметила, как оказалась в коридоре, кое-где освещенном огнем факелов.
Здесь, как всегда, было душно и чадно, ведь старые вентиляционные трубы давно не прочищались и плохо проветривали здание. Бетти горестно побрела в спальню по длинному коридору замка, где в нишах стояли вместо украшений и статуй старинные рыцарские доспехи, закапанные воском от свечей и каплями смолы, падающими из укрепленных в стенах факелов. От горя и обиды у нее перехватывало дыхание, и рыдания уже рвались наружу. Она сдерживалась из последних сил, чтобы не закричать в голос от отчаяния, охватившего ее. Она так и не смогла высказать тех слов, что заготовила в речи, обращенной к дяде. Лорд Эдвард не стар и вполне может начать жизнь сначала, но он не хочет слушать ее и обсуждать то, что наболело в ее душе. Бедный, бедный Мэтью! Бетти понимала, что покинет замок с чувством невыполненного долга перед кузеном, человеком так чисто и ясно любившим ее. И это чувство будет вечно тяжелым камнем давить ее душу.
