Бетти боялась оказаться в малознакомом доме Ноттингема, словно в западне, опасалась стать подневольным существом при чужих и, как ей казалось, враждебно настроенных людях.
– Вы, похоже, не спешите идти в зал, леди Элизабет? – вернула Марта к реальности свою хозяйку. И Бетти поняла, что девушка довольно проницательна. – Идите, не надо бояться мертвого сэра Мэтью! Он Вас любил, и душа его не желает и не сделает Вам ничего дурного!.. А мне нужно прибрать в Вашей комнате и помочь на кухне. Скорбящих собирается много, и всех надо накормить после погребения усопшего, леди Элизабет.
Бетти медленно спускалась по лестнице, ярко освещенной смоляными факелами. У нее было чувство, что все обитатели замка напуганы до такой степени, что боятся даже полумрака, будто смерть затаилась в каждом неосвещенном углу.
В теплом воздухе зала, переполненного скорбящими родственниками и знакомыми, стоял непривычный сладковатый запах. Мэтью лежал в гробу на высоком постаменте, бледный, сосредоточенный и очень серьезный, будто в отличие от живых познал что-то очень важное и значительное. Его темные брови были удивленно приподняты, словно нечто, увиденное в последнее мгновение жизни, сильно изумило его своей, нереальностью… Возможно, он увидел своего убийцу? И был ошеломлен этим!
Бетти прошла сквозь строй расступившихся людей, которые посматривали на нее, как ей показалось, с недоверием и сомнением, ведь все уже знали, что именно она присутствовала в момент смерти сэра Мэтью. Тихими шажками девушка приблизилась к лорду Эдварду, который, судя по всему, все еще не смирился с потерей. Отрешенный взгляд его время от времени блуждал по лицам гостей, и был заметно, что из лорда Стэнли вместе с потерей сына исчезла клокочущая, бьющая фонтаном энергия. Та энергия, что питала и поддерживала его в самые трудные минуты жизни. Люди, окружившие постамент с гробом, молчали, лишь пожилой и худой служка из домашней церкви рода Стэнли, стоя в ногах покойного, монотонно читал заупокойные слова.
Бетти закрыла глаза и принялась старательно повторять за служкой каждое слово, но вскоре перестала улавливать смысл звучащего текста…
Дядя Эдвард коснулся руки племянницы своими ледяными пальцами:
– Прости меня, Бетти! – почти беззвучно прошептал он почти такими же, как у сына, бесцветными губами. – Прости за то, что я повел себя сегодня так несдержанно. Но смерть, отнявшая у меня сначала Патрицию, а теперь и сына, сотворила со мной что-то страшное…
