– Иоланда?
– Вы меня пугаете… Я не знаю, что должна делать.
Они направились к вращающейся двери. Их ждала свобода с запахом жасмина. Как белый дьявол, выскочивший из шкатулки, Лоранс вышла из лифта с заплаканным лицом, растрепанными волосами, в ночной рубашке. Мегера в миниатюре.
– Мама, – завопила она. – Не уходи. У меня болит ухо. Я не хочу оставаться одна.
«Ухо? Надо было предусмотреть это, – сказал про себя доктор. – Какая отвратительная девчонка. Она симулирует отит».
– Тебе больно, дорогая? Иоланда прижала ее к себе.
– У нее болит…
– Мы дадим таблетку аспирина вашей дочери, и ей станет лучше…
– Я не останусь одна без мамы вечером, – кричала она. – Мне очень больно.
– Моя прелесть, мое сокровище, когда у тебя разболелось ухо?
Она извивалась, указывая на свое левое ухо.
– Здесь… Здесь… Очень больно. Это началось после ужина. Когда ты ушла…
– Иоланда, – вмешался доктор Вернер. – Она ломает комедию.
– Нет, – воскликнула Лоранс. – У меня правда болит.
– В четырнадцать лет так выть, – сказал Вернер с отвращением. – Вы ведете себя как трехлетний ребенок.
– Можно страдать от боли и в четырнадцать лет, – заметила Иоланда, не вникая в суть происходящего.
– Мама, поднимись в мою комнату. Ты мне нужна.
– Я ей нужна, – сказала Иоланда.
Жертва приняла сторону палача. Лоранс с вызовом посмотрела на доктора. Они понимали друг друга. Главное действие происходило над головой Иоланды. С глубокой грустью красивая, высокая, стройная, розово-голубая, утонченная Иоланда рассталась с Жаком Вернером. В тот же вечер взбешенный доктор встретил в ночном ресторане в красно-желто-сиреневых бликах немку с откровенной улыбкой.
– Вы подобны стихии, – сказал он, обнимая ее за талию и подводя к танцевальной площадке.
– Ich liebe… – сказала она.
– Was liebst du?
– Жизнь…
Он провел бурную ночь, восхитительно дикую в наступлении, восхитительно замедленную в подробностях, с женщиной, над которой ему хотелось бы властвовать. Он не любил дрессировщиц. Он доконал ее наслаждением и оставил.
На следующее утро он снова увидел Иоланду. Она была сдержанна, счастливая оттого, что удержалась от опрометчивого шага. В тот же вечер она тщательно сложила свой шелковый наряд, сунула его в пакет из магазина.
– Хотите кофе? – спросила она.
– Нет.
– Я вам буду писать, – продолжала Иоланда. – Если вы этого хотите.
Вернер пробормотал неубедительно.
– Хорошая мысль. Пишите.
«Что за глупая женщина». Он вспомнил блондинку, с которой провел ночь, эту машину, занимающуюся любовью, облаченную в белизну: «Я специально не загораю», – сказала она. Вернер рассеянно поглощал свой завтрак.
