— Тогда поспешим, — предложил Доминик.
— Давайте не будем больше называть его тварью. Ведь он все же человек. Несмотря ни на что, — попросила Элиса.
— Будем надеяться, — прошептал Доминик.
Факел почти погас. От него валил густой дым. Виллему безуспешно пыталась поддержать огонь. Даже месяц утомился этой ночью и почти не светил. Звезд не было.
Виллему оглядела равнину. Это что, ее больная фантазия? Или что-то случилось с землей? Равнина, казалось, дышала болью. Словно едва видимые черные кнехты сторожили ворота в мир и покой.
«И почему дорога к миру, покою и чистоте должна проходить мимо черных, опоясанных мечами кнехтов?» — устало подумала она.
Поежившись, она попыталась отвлечься от черных мыслей. «Я так устала, я не могу больше думать. Сколько всего осело сегодня ночью в душе? Я буду считать все случившееся дурным сном. Ничего этого не было, ничего этого не было».
— Виллему, держи факел прямо!
Мужчины разворачивали тряпку на ноге монстра.
— Все в гное и крови. Лодыжка ужасно распухла! Впрочем, не только лодыжка. Вся нога!
Все напряглись! Если они увидят сейчас козлиное или коровье копыто… Это было бы чересчур.
Никлас снял последний слой бересты и кожи.
Наступила полная тишина.
— О, Господи! Боже мой! — простонала Виллему.
— Бедняга! — пробормотала Элиса.
Они озабоченно рассматривали его ногу. Видимо, с ней что-то случилось еще в детстве. Рана никогда не обрабатывалась, а после долгого перехода сильно воспалилась. И теперь ему грозило не только заражение крови, но и некроз.
Видимо, вся передняя часть ступни была отпилена очень грубой пилой, — другого объяснения придумать было невозможно.
Элиса все никак не могла досыта наглядеться на поверженного, лежащего с закрытыми глазами. Лицо приняло спокойное, умиротворенное выражение. То, что другим казалось ужасным, представлялось ей прекрасным в своей дикости.
По ее розовым щекам стекали слезы.
— Бедный, бедный мальчик, что они сделали с твоей ногой? — всхлипывала она.
— Мальчик? — переспросил Никлас. — Вот как это называется?
— Я говорю о его детстве. Да и потом, не так уж он и стар.
Виллему тверже держала факел.
— Он кажется вечным, человеком без возраста, — раздумчиво произнесла она. — И, тем не менее, ты, вероятно, права. Он не так уж стар.
— Это и мое мнение, — добавил Доминик. И только Никласу некогда было обсуждать возраст чудовища. Он старался успеть обработать рану. Элиса нежно погладила исхудавшую щеку:
— Как он одинок!
— Сам виноват, — пробормотал Доминик.
