Плечи Доминика затряслись от смеха. Элиса продолжала:
— А ведь именно меня выбрали для сопровождения прекрасной фру Виллему и великолепных господ Никласа и Доминика. Даже не верится, что мне так повезло.
Виллему посерьезнела:
— Ты что же, не боишься чудовища?
Красивые брови Элисы сдвинулись. Она думала.
— Чудовища? Конечно, это не очень-то приятно. Но я торжественно пообещала, что как только мы приблизимся к нему, я побегу что есть мочи и спрячусь получше. Да нет же, не верю я в это. Мало ли что народ болтает! А даже интересно! Вдруг мы и вправду его встретим.
— Тебе нечего беспокоиться, — успокоила ее Виллему. — Твоя задача заботиться о нашем быте, а мы будем защищать тебя. И ты никогда даже близко не подойдешь к нему!
— Что касается быта, то тут я управляюсь получше других, — заверила девушка. И продолжила достаточно откровенно, и в то же время тактично: — Думаю, что буду вам необходима. Ведь фру Виллему не очень-то знает домашнюю работу. Фру скорее не будет есть, чем начнет готовить еду.
— Как верно подмечено, — тихонечко подтвердил Доминик.
— Да, но я же всю осень ухаживала за больным стариком. На безлюдном острове! — попыталась защитить себя Виллему. — И в Тубренне я работала не покладая рук.
— Верно. Но разве ты получала от этого удовольствие? — спросил Доминик.
— Никогда!
Элиса слушала и смотрела на них лукавыми глазами. В пути они уже перекусили, и все хвалили Элису за ее мастерство. Когда ее хвалили, она прямо-таки светилась от счастья.
Ее лошадь была нагружена больше других. Она везла всю кухонную утварь и еду. Захватила с собой и легкие тканые одеяла, чтобы укрываться по ночам. Остальные везли с собой только личные вещи. Да еще у герра Никласа был сундук. Нетрудно было предположить, что там. Запас колдовских трав и лекарств, слава о который шла не одно поколение. И как это они только решились взять его с собой! И что будут делать с этим сундуком?
Но Элиса боялась даже думать о колдовстве. Она снова заговорила с фру Виллему:
— Герр Доминик такой изящный, — тихо сказала она — так, чтобы ее не услышал Доминик. — И если б он не был вашим, я бы не упустила случая построить ему глазки. Так, ради удовольствия.
— Знаю, — засмеялась Виллему. — Ты ведь благородная девушка.
— О да. Настолько порядочна, что иногда это становится неприятно. Знаете, фру Виллему, я много думаю о парнях.
— Это вполне естественно. Мои мысли в молодости тоже были заняты ими.
— Неужели? Вот здорово. — Она осмелела: — Знаете, когда я жила дома, нам давали немного воли в субботние вечера. Случалось, меня щекотали и тут, и там. Но в то время я была так мала, что меня это только сердило! Теперь-то я думаю иначе. И в каждом желторотом юнце мне уже чудится мужчина. И я не могу не оглядеть их с ног до головы, — доверилась она. — Но на парнях вечно такая мешковатая одежда, что приходится только гадать…
