– Доктор Люнгквист долгое время пытался отравить Молина. Вчера вечером он переусердствовал. Прописал смертоносный яд. Мы передали его вашим людям, полицмейстер, а те обратились к аптекарю.
– Отлично! Приятно убедиться, что у них головы работают. Ну, теперь мы знаем, что к чему. Каковы будут дальнейшие действия?
– Ждать, пока проснется Молин, – ответил Хейке. – Мы обсуждали этот вопрос с замечательным слугой господина Молина. Правда, мы тогда не знали, что Люнгквист – это Берг. Может, представить дело так, что Молин лежит при смерти? И хочет в последний раз увидеть внучку? Так мы заманим сюда Бакманов. Всех сразу. Они обязательно клюнут!
Полицмейстер задумался.
– Да, неглупая идея. Но мальчику и собаке следует держаться подальше. Кристер сам в смертельной опасности.
– Почему это?
– Потому что доктор Люнгквист-Берг присутствовал, когда Молин объявил, что внесет мальчика в завещание.
– Да, это нехорошо. Но мы возьмем предателя-доктора раньше, чем он успеет натворить новых бед.
– Нет, погодите, – сказал Кристер, усевшись верхом на спинку стула с собакой на руках. – Все эти разговоры «взять – не взять», конечно, хороши, но вы забываете о главном.
Все вопросительно уставились на него.
Он потупил взор и тихо произнес:
– О Магдалене.
– Да мы постоянно думаем о ней, – вмешалась Тула.
– Кристер прав, – сказал Хейке. – Самое главное для нас: выяснить, что сталось с девочкой. Мы можем все уничтожить своей поспешностью. Они удвоят бдительность и навсегда заткнут свои глотки.
– Они и так держат язык за зубами, – возразила Тула, по обыкновению одетая в зеленое. Этот цвет подчеркивал ее глаза, все больше приобретавшие характерный «проклятый оттенок». – Хейке, а ты не можешь узнать? Я имею в виду, жива девочка или мертва.
– Очень сложно, – задумчиво произнес Хейке. – В таком случае я должен…
Он остановился, потому что на столике слуги зазвенел звонок.
Молин проснулся.
Все бросились в гардеробную, но только слуга и Хейке проследовали дальше, в спальню.
– Ваша милость звали? Молин прикрыл ладонями уши.
– Не надо так кричать на меня.
– Но я говорю обыч…
Слуга замер, уставившись на хозяина. Они увидели, как старик улыбается, еле сдерживая навернувшиеся слезы.
– Ваша милость… – ахнул Хейке. Слезы хлынули из глаз Молина. Он утирал их и бормотал:
– Если бы не эти… проклятые… слезы… я бы видел вас ясно, как днем!
– Ваша милость! – слуга всплеснул руками и сам едва не разрыдался.
– Да, мой верный друг, – сказал Молин. – Я вновь вижу и слышу. Как в лучшие годы.
