Внезапно дверь отворилась, и вошел священник. Бенедикте встала, ей не хотелось давать какие-либо объяснения церковнику, она знала, что им не понять друг друга. К тому же она знала, что больше ничем не может помочь Марит: теперь Марит сама должна была продолжать ту борьбу, к которой ее подключила Бенедикте. И поскольку причастие не могло ей навредить — возможно даже, могло чем-то помочь — она кивнула священнику и сопровождавшей его медсестре и вышла.
Она продолжила свой обход согласно указаниям Кристоффера, направляясь в те корпуса, где лежали зараженные. Всем было любопытно, кто она такая, и когда она объясняла, что у нее целительные руки, все сразу же успокаивались. В ней видели спасение. Двое медсестер очень подозрительно смотрели на нее, и Бенедикте была рада, что не встретила никого из врачей. Им бы явно не понравилось подобное знахарство.
Но за ее спиной стоял Кристоффер.
В конце концов ей осталось заняться только одним Сандером Бринком.
Стоя в сумерках во дворе больницы, она пыталась собраться с мыслями. Из здания, где собирались медсестры, слышался радостный смех Андре, он явно не скучал там.
Сандер должен был увидеть сына.
Но не сразу. Сначала ей нужно было поговорить с ним, узнать, что он об этом думает. Ради самого Андре она не должна была спешить. Заразиться она не боялась. Нет, она думала прежде всего о душевном благоденствии мальчика. Нельзя ни с того, ни с сего сказать ребенку: «Посмотри, вот твой отец. Подойди и поздоровайся с ним!»
Тем более, когда наверняка не знаешь, как примет ребенка отец.
Глубоко вздохнув, Бенедикте направилась к Сандеру.
Марит была дома, в Свельтене. Она видела с детства знакомые леса, слышала голоса детей, игравших во дворе. Из дома доносился раздраженный голос отца: «Марит! Марит! Где тебя носит? Сколько еще ждать бедному старику, когда его, наконец, покормят?»
Несмотря на то, что все чувства ее были теперь расплывчатыми, она услышала в его голосе оттенок ненависти. Она возвращалась домой по цветущей лужайке, в руках у нее было ведерко. Ведерко это было очень тяжелым, и когда она заглянула в него, то увидела, что оно лишь наполовину заполнено молоком и что в нем плавает какая-то голова. Она видела только макушку и клок волос, но сразу узнала голову отца.
Кто-то шел рядом с ней. Человек дружелюбно посмотрел на нее и сказал: «Это только твоя ненависть, Марит, не обращай на это внимания!» Этот человек был доктором Вольденом. На нем была вязаная жилетка и брюки до колен, в руках у него была корзинка, с которой она прибыла в больницу.
