Тува не знала, как поступить. Она очень хотела прижать его к себе, чтобы утешить, но она боялась, что он оттолкнет ее. Ее, жуткую ведьму Туву, к которой все испытывали отвращение, до того она была противной. Она неловко протянула вперед руку, даже ничего такого и не думая. Но Мораган уцепился за нее, как утопающий за соломинку. Она, удивленная, придвинулась поближе и приподняла его голову. Сейчас он даст мне по щеке, подумала она, но он этого не сделал. Похоже, он не замечал, кто она.
Господи, как же он дрожал! Все его тело тряслось, как в лихорадке. Тува забыла обо всем, притянула его к себе, его голова легла ей на плечо.
— Ну-ну, ну-ну, — говорила она голосом, который ее семья просто бы никогда не узнала.
Он несколько раз испуганно вздохнул. А потом прошептал:
— Я ухожу один, Тува! Я должен покинуть этот прекрасный мир, который только что открыл для себя. Все эти мелочи в природе. В мимике людей, в мыслях. Радость. Ожидания. Печаль, разочарование… И после себя я не оставлю ничего. От меня не останется и следа. Через пару лет меня забудут.
— Но не я, Ян. Никто из нас, узнавших тебя сейчас, в роковой для мира час.
Было непохоже, что он услышал ее.
— После меня даже ребенка не останется. Ничего, что говорило бы о том, что Ян Мораган когда-то жил. Все следы снова заметет…
— Но еще не поздно.
Хоть бы он не подумал, что она просит о чем-то!
— Нет, поздно, ты сама знаешь.
Она в отчаянии погладила его по волосам.
— Если бы только Марко… Ты должен держаться, Ян, пока Марко вновь не станет самим собой!
Глубокий, болезненный всхлип сотряс тело Морагана, а ведь он никогда не позволял себе плакать.
— Со мной все кончено, Тува! Разрушены не только мои легкие. Все внутри меня почти совсем разрушено. Все этот чертов асбест. И никого это не волновало. Начальники на фабрике говорили, что врач просто хочет сделать их козлами отпущения. Они думали только о своем престиже. Обо мне никто не подумал. Там умирали и другие, до меня, врач знал. Но никто не желал слушать…
Теперь он рыдал. Ему не следовало этого делать, но Тува знала, что не может этому помешать. Ее охватила глубокая печаль, но и кое-что еще. Тихое удивление от того, что, похоже, он не возражал, чтобы довериться ей.
О, как же хорошо она понимала его страх! И его грусть. Он слишком долго держал все в себе. Однажды это должно было вырваться наружу. И нужно позаботиться о том, чтобы это прошло как можно легче для него.
Неумелой рукой она гладила его по щеке, крепко прижимая к себе. И к своему огромному удивлению, она поняла, что испытывает то, что, как ей казалось, ей вообще не дано испытывать: нежность к человеку, который не принадлежит к ее собственной семье! Как правило, отмеченные проклятием из рода Людей Льда таких чувств не ощущали.
