Хильда понимала, что тупеет, теряет себя, но что она могла поделать? Лишь кот и другие животные слышали ее голос — они слышали, сколько в нем любви, несмотря на ворчливость, продиктованную недостатком воспитания и нежеланием привязываться к кому-либо.
Андреас не знал, насколько серьезно был ранен помощник палача: в нем еще теплилась жизнь. Время от времени от повозки слышался жалобный стон. Въехав на небольшой двор, расположенный посреди лесной поляны, он удивился, увидев, как там все чисто и благоустроено. Бедность? Да, но все было в таком порядке! Нигде не валялось ни досок, ни палок, в крошечном палисаднике росли цветы, на дверном косяке сидел кот, придавая дому ухоженный вид.
Он постучал.
Никто не ответил. Внутри была мертвая тишина.
Немного подождав, Андреас крикнул:
— Я — Андреас Линд из рода Людей Льда, из Линде-аллее. Я привез Юля Ночного человека, он тяжело ранен.
И тут же послышались неуклюжие шаги по полу, дверь рывком открылась — и снова послышались неуклюжие шаги.
Он осторожно приподнял раненого, который при этом громко закричал, снял его с повозки, внес в маленькую, темную комнату и положил на кровать.
Он слышал, как кто-то испуганно дышал в темноте.
Андреас огляделся по сторонам. Вокруг была чистота и порядок. На деревянных гвоздях висела женская одежда — и тут он понял, что положил его на ее постель.
— Хильда дочь Юля, — сказал он. — Вы не против того, что я положил вашего отца в эту комнату?
Дверь медленно отворилась. Хильда стояла в проеме, прижав к лицу косынку, так что видны были только ее глаза.
Он никогда не видел вблизи дочери палача и растерялся. Она была выше, чем он думал, ростом с Маттиаса, как ему показалось. Ее лицо — та его часть, которая была видна, — и одежда были очень привлекательны. От нее пахло чистотой. А волосы! Они стояли пушистым облаком вокруг головы и были заплетены в косу, свисающую ниже спины. Он никогда не видел таких длинных и густых волос.
Удивление Андреаса росло. Она жила здесь и творила вокруг себя красоту — и никто этого не видел. Сюда не заглядывал никто уже целых пятнадцать лет, если не считать ее малоприятного отца, общество которого вряд ли могло доставить удовольствие.
«В этой женщине, несмотря на ее мрачность, таится удивительная сила!» — подумал он.
— Помоги мне перенести его, — сказал он как можно более дружелюбно, видя ее смущение и замешательство.
Без единого слова она взяла отца за ноги, и они вдвоем внесли его в маленькую комнату, в которой невозможно было повернуться.
