– Именно так.
Фейвор кивнула, в ее улыбке смешались облегчение и подозрение. Наивная лгунья, невинная развратница. Она представляла собой притягательную загадку.
– А ваша мать?
– Она умерла. – Он произнес это более резко, чем хотел, и, подняв глаза, увидел потрясенное лицо Фейвор.
– Нет, Фейвор, она умерла не из-за меня. Ее не стало задолго до моего вступления в преступный мир.
– Простите. – Ее голос был полон нежного сочувствия. – Моя мама тоже умерла, когда я была ребенком.
Рейн не смог придумать, что ей ответить. Он слишком хорошо помнил смерть ее матери.
– Какой она была? – спросила Фейвор.
– Красивой. Капризной. Немного тщеславной. Слишком романтичной. Возможно, она была неискушенной. Она очень старалась поверить в волшебные сказки.
Рейн помнил, как сердился, когда мама спрашивала его и Эша, откуда у них синяки. Она всегда без колебаний их спрашивала, а они без колебаний лгали. Она никогда не старалась узнать правду, а они никогда ей ее не говорили.
– Вам она не очень нравилась.
– Нравилась? – Он подумал. – Не знаю. Она была полностью поглощена моим отцом. Но когда она была с нами… никто не умел лучше нас развлечь. Она была образованной, честной и не почитала авторитеты. – Рейн разглядывал веер в своей руке. На одном из его секторов до сих пор можно было разглядеть греческий храм. – Например, она любила классические вещи, но не притворялась, будто преклоняется перед ними. У нас в саду устроили древнегреческую площадку с колоннами, так она окрестила ее «Акрополе» в честь Акрополя.
– Вы ее любили.
– Да. – Он положил веер. – Хватит, нам надо работать, и вам не удастся увильнуть от задания при помощи столь прозрачных уловок.
Фейвор улыбнулась:
– Поскольку вы так решительно собираетесь заставить меня трудиться, мистер Суровость, откуда мне начинать?
– Вы принесли мне одежду? – спросил он, зная, что его тон погасит ее шутливое настроение.
«Либо я укрощу твою блестящую живость, либо ты ответишь за последствия, маленький ястреб». Он отрекся от нее.
– Нет.
Фейвор отвернулась, но он успел заметить на ее лице обиду. Лучше небольшая обида, чем глубокая рана.
– Не имею представления, где найти для вас одежду. Вы слишком большой. – Она подняла руку. – Кроме того, даже если я найду какого-нибудь монолитного денди, не могу же я пробраться к нему в комнату, пока он спит, и утащить его одежки.
– Монолитного денди? Вы находчивая девушка, – парировал он. – Уверен, вы что-нибудь придумаете к завтрашнему дню. Мне начинает надоедать эта одежда. Хоть наряжайся в роскошное старье!
