А что, если он не приедет? До них тоже дошли слухи о напряженных отношениях между Швецией и Данией, и они понимали, что едут наугад. Может, им вообще не суждено вернуться домой. Но они решили рискнуть: свадьба в семье — слишком важное событие, чтобы не присутствовать на ней из-за какой-то нелепой войны.
Но как же Доминик? Виллему так боялась за него!
Габриэлла подошла к дочери и остановилась у по ручней, их корабль только что вошел в Эресунд и теперь им были видны берега и справа, и слева. Виллему поняла, что мать чем-то встревожена.
— Послушай, Виллему…
«Какое осторожное начало! Мама, милая, не томи душу, — взмолилась про себя Виллему, — ведь я знаю, что вы хотите сказать!»
— Да, матушка?
— Виллему… я полагаю, ты наконец встретишься там с Домиником…
— Наверное. — «Господи, как я надеюсь на это!»
— Прошу тебя… прошу тебя, будь осторожна. Ведь я знаю, что вы любите друг друга.
Виллему сухо кивнула.
— Обещай нам с отцом, что ты не дашь ему повода…
— Повода к чему? — Виллему захотелось подразнить мать.
— Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду. Обещай, что ты будешь избегать его. Хорошо? Анетта писала мне, что они с Микаелом взяли с Доминика такое же обещание. Вы с ним не должны встречаться наедине. Не должны нарушать законов нашей семьи. Остерегайся любви, которая обречена, Виллему!
— Матушка, вы слишком многого требуете от меня! — вспыхнула Виллему. — Ведь я увижу его после стольких лет разлуки!
— Мне очень тяжело, дорогая. И мы же не требуем, чтобы вы вовсе не разговаривали друг с другом. Мы только хотим, чтобы это происходило в нашем присутствии. Ты понимаешь, что я имею в виду?
Виллему долго молчала. Она была разочарована. Мать, конечно, права, и ей никогда не пришло бы в голову перечить родителям… Но ведь она так ждала этой встречи с Домиником, возлагала на нее столько надежд!
— Хорошо. Я выполню вашу просьбу, — проговорила она, справившись с волнением. — Но разрешите мне, по крайней мере, по-настоящему проститься с ним, когда эта несчастная свадьба будет уже позади. Пожалуйста, пусть это будет на глазах у всех, но разрешите мне обнять его, дать волю слезам. Разрешите прикоснуться к нему и почувствовать, что он живет не только в моем воображении. Неужели я требую невозможного?
— Нет, дитя, ты не требуешь невозможного. — Глаза у матери стали грустными. — И пойми, что нам нелегко причинять тебе эту боль.
Виллему снова кивнула, она хотела скрыть свое разочарование.
Доминик бродил в нетерпении по Габриэльсхюсу. Часто его охватывало желание верхом отправиться в Копенгаген, чтобы встретить там корабль из Норвегии, но всякий раз он отбрасывал эту мысль.
