Гора Аналог | страница 4



Ради тебя, от кого холодок бежит по спине,
Ради тебя все это опустошенье,
Опустошенье в сплошной тишине!..
Тишина – и я в ней, хотевший криком
Разрядить всю тяжкую боль, что скопилась
В крохотном твердом шаре вселенной,
Я, хотевший явить свою кровь,
Раздирая ребра ногтями,
Я, искавший ликующие созвучъя,
Чтоб восславить свист топора
В костяхмоей правойруки…
Ради славы твоей, не моей, это кровопролитье Безмолвное.
Ради тебя я готов
Отречься от мира, и солнце убить,
И все на свете предать,
И глаза себе выколоть.
В тебе я уверен,
Как в собственной смерти,
Уверен во всей очевидности собственной ночи,
Ведь она – это тело твое из живой тишины…
Я живьем с себя кожу сдираю,
Оттого что люблю тебя, матерь обличий,
Обличья лишенная! Тебя истязаю,
Истязая на этом прокрустовом ложе
Мой человеческий облик постыдный;
С тобой, лишенной границ и размеров,
Я лежу на чудовищном брачном ложе
И хочу обернуть тебя своей кожей…

Сходство, как видим, поразительное – и это при том, что поэт не пытается сочинить некое «подражание тибетскому», а явным образом делится с нами впечатлениями собственного визионерского опыта. 

Жан Бьес, автор замечательной монографии о Домале, вышедшей в известной серии «Роetes d'aujourd'hui», тоже подмечает эту тягу к смерти, самоуничтожению, однако от его взгляда ускользает одно весьма существенное обстоятельство. Он никак не связывает тему «древнего ужаса перед смертью» с темой посвящения и «второго рождения», хотя она налицо во всех – поэтических, прозаических и эпистолярных – произведениях раннего Домаля. Об этой связи посвящения и смерти хорошо сказано у Рудольфа Штайнера: «Человек достигает предела, где дух объявляет ему всякую жизнь как смерть. Тогда он больше не в мире; он под миром – в преисподней. Он совершает путешествие в Аид. Благо ему, если он не погибнет теперь. Если перед ним откроется новый мир. Он или исчезнет в нем, или предстанет перед самим собой преображенным. В последнем случае новое солнце, новая земля возникают перед ним. Из духовного пламени возрождается для него весь мир'». Посвященного уже не может пугать «смерть с вульгарным смехом» (выражение Домаля). «Посвященные знают, что их ждет после смерти, – пишет в упомянутой выше книге Александра Давид-Неэль. – Созерцатели уже при жизни видели и испытывали сопровождающие смерть ощущения. Значит, они не будут удивлены и испуганы, когда их личность распадется. Ее истинная сущность выпростается из своей оболочки, сознательно вступит в иной мир и уверенно пойдет по уже знакомым дорогам и тропам, заранее зная, куда они ее приведут».