Илья Давидович сел на кровать и прислушался к своим ощущениям. За окном раздавались голоса, ясно доносилось "Машиах! Машиах!", а внутри своего «я» Илья Давидович обнаружил только желание служить.
Условный стук в дверь спальни вывел Илью Давидовича из состояния, близкого к ступору. Он впустил И.Д.К. и снова заперся на ключ.
— Как вы… — начал было Илья Давидович, его интересовало, как, собственно, И.Д.К. оказался в холле, который был заперт не менее надежно, чем спальня.
— Все скажу! — И.Д.К. поднял руки. — Но сначала выслушайте инструкции. Сейчас проходит совещание раввинов, которые вырабатывают единую линию. Кнессет объявил о чрезвычайном вечернем заседании. Ради Бога, возьмите себя в руки. Вот вам бумага…
И.Д.К. достал из кармана джинсовой куртки длинную полоску, и Илья Давидович только тогда обратил внимание на внешний вид своего партнера. Куртка его и штаны были запачканы чем-то рыжим, похожим на глину, успевшую подсохнуть, на туфлях налип такой слой грязи (да и на чистом полу остались следы и коричневые комки), будто И.Д.К. бродил по болоту.
— Прочтите, — нетерпеливо сказал И.Д.К. На листке был некий текст, вроде бы на иврите, слов тридцать, с огласовками, прочесть было нетрудно, но смысла Илья Давидович не уловил. Если это и было цитатой из Торы, то явно уже обработанной на компьютере по программе И.Д.К.
Шевеля губами, чтобы не сбиться, Илья Давидович прочитал вслух текст, стараясь сосредоточиться настолько, чтобы не слышать нараставшего за окном шума.
Ничего не произошло. Он хотел было прочитать еще раз, но И.Д.К. отобрал у него листок и, спрятав в карман куртки, поднялся.
— Как? — Илья Давидович тоже вскочил. — Вы уходите? А как же я? Что я… И что было с вами?..
— Жалко, — сказал И.Д.К. — Жалко, что я не гожусь на роль Мессии. Отчество не то.
Илья Давидович не понял, было ли это сказано серьезно. Он боялся. Боялся толпы на улице, себя, не ведающего, что уже сотворил, Дины, которая устроит скандал из-за грязи на полу, но больше всего он боялся, что И.Д.К. уйдет, ничего больше не сказав.
— Я…боюсь, — прошептал он, хотя боялся и этой своей слабости — признаваться в собственном страхе.
И.Д.К. смотрел в окно. Молчал.
— Я тоже боюсь, — сказал он наконец. — Вы думаете, я герой еврейского народа? Но только… Обратно уже ничего не вернешь. Если меняешься — то навсегда. Подождите минут пять — я еще не понимаю, как это действует, но знаю, что быстро. Просто посидите и лучше всего помолчите… В конце-то концов, не я вас вычислил, а вы меня, верно?
