И вот ученики начальной школы просиживали за партами всю пятницу, с трепетом предвкушения слушая радостный шум, доносящийся из учительской, а потом проводили свои полчаса с мисс Эдмундс, очарованные её дикой красотой, заворожённые её пылом, и наконец шли домой, делая вид, что им наплевать на какую-то там хиппушку в обтягивающих джинсах, но без помады.
Джесс молчал. Защищать мисс Эдмундс от несправедливых и лицемерных нападок не имело смысла. Кроме того, она была выше их глупостей, они её не трогали. Но едва представлялась возможность, он выкрадывал по пятницам несколько минут, чтобы просто постоять рядом с ней и послушать мягкий голос, заверяющий его, что он молодец.
Мы похожи, говорил себе Джесс, я и мисс Эдмундс, прекрасная Джулия. Слова прокатывались в его сознании, как перезвон гитарных аккордов. "Мы с ней — не отсюда". Она как-то сказала ему: "Ты — как алмаз из поговорки, неотшлифованный алмаз", — и прикоснулась к кончику его носа своим намагниченным пальцем. А на самом деле это она — алмаз, нет, бриллиант на пустыре, среди мусора.
— Джес-си!
Он сунул блокнот и карандаши под матрас и лёг ничком. Сердце его колотилось о покрывало.
В дверях стояла мать.
— Ты подоил уже?
Он спрыгнул с кровати:
— Как раз собираюсь.
Он пронёсся мимо неё и, прежде чем она успела спросить его, чем он занимался, схватил ведро у мойки, скамеечку у двери и выскочил во двор.
Со всех трёх этажей старого Перкинсова дома ему подмигивали огни. Стемнело. Вымя у Мисс Бесси набухло, и она нервничала. Надо было подоить её два часа назад. Он сел на скамеечку и стал доить. Внизу, по шоссе, пронёсся случайный грузовик с включёнными фарами. Скоро вернётся и отец, и эти девки, как-то умудрявшиеся развлекаться, оставляя на него с матерью все хлопоты по дому. Интересно, что они накупили. Чего бы он не отдал за новый блокнот настоящей рисовальной бумаги и набор фломастеров! Цвет ложится на лист быстрее, чем ты к нему прикоснёшься. Куда там школьным карандашам, на которые надо нажимать, пока кто-то не скажет: "Ой, сейчас сломаешь!"
Машина сворачивала к дому. Это Тиммонсы. Девицы опередили отца, вернулись первыми. Джесс слышал их счастливые крики, стук закрываемой дверцы. Для них будет готов ужин, и когда он, Джесс, вернётся с бидоном молока, то увидит, как они резвятся и болтают, а мать даже забыла, что устала и намучилась. Ему одному приходится выдерживать её настроения. Порой он чувствовал себя среди всех этих женщин совсем одиноким — единственный петух, и тот не вынес, а другого ещё не завели. Отца с рассвета до самой ночи нет дома, и никто не знает, как он там. Выходные ничем не лучше. Отец за неделю так уставал, что, если не работал по дому, дремал перед телевизором.
