Там король узнал, что Альфонс, вопреки своей репутации ловкого политика и выдающегося военачальника, погрузился со всеми своими сокровищами на четыре галеры, оставив военные заботы и управление королевством на своего сына Фердинанда. Итак, все способствовало триумфальному продвижению Карла VIII: городские ворота открывались, стоило ему только к ним приблизиться, враги бежали, не дожидаясь встречи с ним, так что, не дав ни одного сражения, он уже получил прозвище «победитель».
Наутро армия снова выступила в поход и к вечеру была уже в Веллетри. Король, весь день ехавший верхом вместе с кардиналом Валенсийским и Джемом, отправил первого в приготовленные для него покои, а сам вместе с Джемом удалился к себе. Тогда Чезаре Борджа, у которого в обозе было двадцать тяжело груженных фур, велел достать из одной великолепный буфет с серебряной посудой и точно так же, как накануне, велел накрывать ужин. Тем временем уже свечерело; кардинал удалился в уединенную комнату и там переоделся в платье конюха. Благодаря этому он, никем не узнанный, покинул предоставленный ему дом, добрался по улицам до ворот города и вышел за его стены. Примерно в полулье его ждал слуга с двумя конями. Чезаре, превосходный наездник, вскочил в седло, и, пустив лошадей в галоп, они вместе со слугой поскакали к Риму, куда прибыли под утро. У дома некоего Флореса, члена римского суда, он спешился, велел подать ему свежую лошадь, переоделся в более пристойную одежду и тотчас же отправился к матери. Завидя сына, та вскрикнула от радости: будучи по натуре скрытным, даже перед матерью, кардинал не сказал ей о скором возвращении в Рим.
Ваноцца издала крик радости, выражая им не столько свою материнскую любовь, сколько жажду мщения. В тот вечер, когда весь Ватикан ликовал, а Карл VIII и Александр VI неискренне клялись друг другу в дружбе и обменивались обещаниями, заранее зная, что их нарушат, к Чезаре прибыл гонец от Ваноццы и вручил письмо, в котором она настоятельно требовала, чтобы он тотчас же отправился в дом на улице делла Лонгара. Чезаре принялся расспрашивать гонца, но тот заявил, что сам ничего не знает и что Чезаре все поймет из речей его матушки. Поэтому, едва освободившись, Чезаре оделся в мирское платье, завернулся в широкий плащ, покинул Ватикан и поспешил к церкви Реджина-Чели, неподалеку от которой, как мы помним, помещался дом, где жила любовница папы.
Подходя к нему, Чезаре стал замечать признаки странного разорения. На улице валялись обломки мебели и обрывки дорогих материй. Остановившись у небольшого крыльца, ведущего в дом, он увидел, что многие окна разбиты и из них свешиваются изодранные занавески. Ничего не понимая, Чезаре бросился в дом, пробежал через несколько помещений, в которых все было перевернуто вверх дном, и наконец, завидя в одной из комнат свет, кинулся туда и увидел мать, сидящую на полуразвалившемся сундуке из черного дерева, инкрустированном слоновой костью и серебром. При виде Чезаре бледная, с растрепанными волосами Ваноцца встала и, указывая сыну на беспорядок вокруг, проговорила:
