Вечером семья собиралась на ужин, Леня играл с детьми «в Чапаева» или возился с «Москвичом». А Марфа Николаевна своим негромким голосом рассказывала о Валере. Я слушал эту простую удмуртскую женщину, вырастившую трех сыновей и двух дочерей и теперь воспитывающую еще и внуков, смотрел в добрые глаза ее, глубокие, печальные и наполненные той особой духовностью, которая не зависит от образованности, но которая так естественна и характерна для людей, много повидавших и переживших на своем веку и которым судьба уготовила удел больше источать любовь, нежели получать ее, всегда заботиться, печься о ком-то, забывая о себе.
– Родился Валера на Новый, 1950-й, год, 1 января. Боевой был, выдумщик. Помню, неурожай был, пустой год. И вот, скоро апрель, а кушать уже нечего. На трудодни хлеба мало получили. Третий день картошку и капусту ели. «Мама, – говорит мне, – не плачь. Когда ты плачешь, и мне хочется плакать». Аркадий, старший мой, стоит молча рядом, слушает. А Валера говорит: «Когда я вырасту большой, очень большой буду, – летчиком стану. Самолет у меня будет. Прилечу к вам и сброшу целый мешок пшеницы». Аркадий насмехается: «Пока мешок твой подберут, тети Нади куры прибегут и все склюют!» Валерка думал-думал: «А у меня мешок железный будет!» Сметливый был. Копаем картошку, а у него и тут своя выдумка. «Трудно очень лопатой копать. Надо посадить такую картошку, чтобы можно было собирать, как помидоры. А то устаем сильно – лопатой копать».
В школу пошел – учился хорошо. Мы любили ходить на родительские собрания – всегда с радостью: Валерку хвалили, говорили о нем по-хорошему. А когда он ходил в четвертый класс, у него уже четыре заметки в районной газете напечатаны были.
А за работу в районной редакции, писал по– удмуртски статейки, имел подарок – будильник, и грамоты – тринадцать штук, за все это время…
За чаем шел неспешный разговор, чисто по– крестьянски размеренный, основательный – вдумчивые вечерние беседы…
К сумеркам разыгралась метель, в синем окошке металась снежная крупка, а в избе было так уютно и тепло, что дети резвились в одних маечках и трусиках. Сонно мигал экран телевизора, его никто не слушал, и все мировые конфликты, национальная вражда, парламентские перепалки казались здесь далекими и чуждыми. Зимним беседам некуда торопиться…
– Отец Василия Трофимовича, – продолжала рассказывать Марфа Николаевна, – в германскую войну семь лет воевал, сразу, как в четырнадцатом призвали. Три брата у них воевали: Трофим, Лаврен, Петр. Петра потом убили. Жаль, фотографии нет, все в огне пожара сгорело… Да, дядька еще у них воевал в 1905-м в Маньчжурии. Во Вторую мировую тоже трое воевали, уже другое поколение, братья: старший – наш Василий Трофимович, Аркадий и Николай Трофимовичи. Аркадий на Ленинградском фронте погиб, похоронен в братской могиле у дороги, возле реки Копра… Вот и мне выпало в мирное время стать матерью погибшего солдата. – Она вздыхает и задумывается…
