– Вы запомнили номер машины, лицо нападавшего?
– Нет, когда в тебя стреляют, не до этого. И еще мне показалось, что этот бандит был в маске, – страшное, мертвое лицо…
– Почему по вам стреляли? Должна быть причина! – настойчиво спросил Никита. В затылок недовольно сопел хирург.
– Не знаю! А почему мальчишек убивали? Вы должны разбираться, раз вы милиция, – неожиданно резко ответила Ираида.
Никита понял, что разговор окончен. Он пожелал быстрей выздороветь и вышел из палаты.
Никита стремительно шел по долгому коридору управления, а его мысли, догадки, предположения роем тянулись за ним, еле поспевая.
– Никита Алексеевич, к вам женщины! – объявил, осклабившись, Вьюжанин. – Я спрашивал, по какому вопросу, а они: хотим только к нему.
«Надо будет как-нибудь объявить ему строгач за похабные ухмылки», – мимоходом подумал Савушкин.
Он зашел в кабинет и чуть не упал: сотни запахов атаковали его – духов, присыпок, пудры, помады, крем– брюле, ментоловых сигарет. Полтора десятка почтенных дам сидели и напряженно ждали. Да, время бессильно перед женской солидарностью. Первая же прорешка в их рядах мобилизовала их, и они явно не намерены были ждать, пока маньяк по одному расправится и с ними.
– Здравствуйте! – деловито и храбро произнес Никита. Главное, показать себя оптимистом. Женщины не любят малахольных. И пусть полкласса уже в земле, зато вторая, лучшая половина еще процветает! Все эти мысли чередой проскочили в усталой голове майора Савушкина.
– Вы Савушкин? – не подымаясь со стула, спросила солидная дама в пестром сарафане с вырезом на груди. Грудь была в веснушках. Никита засмотрелся, представляя, каких размеров должен был быть ее муж.
Конечно, Никита мог малодушно удрать, но здесь была и знакомая ему Мария Ворожейкина-Кактусянц.
– Моя фамилия Колыханова! – грозно начала женщина.
– Это девичья? – уточнил Никита. Несущественные и неэмоционально окрашенные вопросы сбивают пыл.
– И девичья, и нынешняя. Я дала мужу свою фамилию… Это к делу не относится!
– Отнюдь, я же должен вас всех знать поименно.
– Чтобы отмечать: вот и еще одну убили, поставим галочку! – саркастически заметила Колыханова. Ее грудь раздулась, как кузнечные мехи.
– И для этого тоже…
– Вы послушайте только: милиция беззастенчиво расписывается в своей импотенции!
Дамы зашумели, и Никита понял, что самое время натягивать поводья. Он сообщил, что жизни Ираиды Ворониной не угрожает опасность, затем плавно повернул к злобе дня. Савушкин не отличался ораторским искусством, но в критические минуты его посещало вдохновение. Вот и сейчас он в весьма завуалированной форме намекнул, что все беды, войны и всемирная история, в частности, происходят под знаком борьбы мужчины за женщину, за обладание ею, за ее власть, которой и он сам готов повиноваться. Он чувствовал: туманное облако густеет, в глазах женщин уже не было той агрессивности, того негодования и чувства незаслуженной обиды.
