После смерти жены дон Алонзо еще сильнее и мучительнее полюбил Терезину, и она — его. Часто и подолгу он беседовал с нею.
Однажды, войдя к нему в комнату и застав его за чтением недавно вышедшей книги «Великая победа за морем», «Gran Conquista de Ultramar», — книга эта была теперь его любимым чтением, — и она спросила его, почему он больше не читает рыцарских книг?
«Это очень дурные книги, — ответил он и, положив ей руку на голову, сказал: — Никогда не читай их и ты, Терезина, — обещаешь?»
«А как же матушка?..» — едва не спросила она, но вдруг чего-то испугалась и молча, бросившись к нему на шею, вся прижалась к нему: может быть, вдруг поняла, чтó сделала с матерью, и что сделала с нею мать.
«В тех дурных и глупых книгах говорится о том, чего никогда не бывает и не может быть, а в этой — о том, что было и может быть всегда», — если бы так начал ей говорить дон Алонзо, то она уже его не слушала бы и думала бы о своем: что лучше — то ли, что было однажды и может быть всегда, или то, чего никогда еще не было, но, может быть, будет когда-нибудь? И между тем как вглядывалась она в безнадежно грустные глаза его и в еще более грустную улыбку, ей начинало казаться, что и он не знает, что лучше.
Между донкихотством и донжуанством существует не только в Испании XVI века, но и везде, всегда, нерасторжимая связь. Что в войне Дон-Кихот, то в любви Дон-Жуан. Меч свой подымает Рыцарь Печального Образа на исполина — ветряную мельницу — с такой же святой и безумной отвагой, с какой Дон-Жуан протягивает руку свою Каменному Гостю, и гибель обоих одинаково страшна и блаженна, потому что оба знают, что прекраснее всего, что есть и может быть, то, чего никогда еще не было, но будет когда-нибудь.
Донкихотство и донжуанство — две створы той двери, через которую и св. Тереза входит в жизнь.
Только что «глаза ее открылись на прелести Божьего мира, и люди заговорили, что и для нее был щедр Господь на эти прелести», — как донкихотство кончилось для нее, и началось донжуанство, или, вернее, донжуанство и донкихотство слились в одно — в безумную преданность невозможной Мечте в «Небесное Рыцарство», Caballeria Celestial, — смешение внутренней действительности с внешнею; того, что кажется, — с тем, что есть. Маленькая Терезина с душой Дон-Кихота безумного тоже немного сходит с ума, воображая себя одной из тех «Прекрасных Дам», для которых влюбленные в них рыцари, Амадисы и Пальмерины, совершают бессмертные подвиги.
