Эранна, видя, что не скоро будет то, о чем она томилась, отвернулась от ристалища со скукою, заметила Тутин жадный взгляд, услышала страстный шепот и улыбнулась ему:
— Что ты все шепчешь?
— Песенку.
— Какую?
— А вот, слушай.
Говорили по-египетски: она хорошо знала этот язык, модный при здешнем дворе.
Тута подсел ближе и зашептал ей на ухо:
Быть бы мне черной рабыней, ее раздевающей, —
Всю наготу сестры моей увидел бы я!
Быть бы рабом, одежды ей моющим, —
Надышался бы я благовоньями тела ее!
Быть бы мне перстнем на пальце сестры моей, —
Вечно б носила она, берегла бы меня!
Быть бы мне миртовой вязью на груди ее, —
Зацеловал бы я сосцы моей возлюбленной!
— Хороша песенка? — спросил он.
— Недурна.
— А есть другая, еще лучше.
— Ну-ка, скажи.
Он опять зашептал:
Мой царь, мой брат, мой бог!
Как сладко мне в воду с тобою сходить,
К распускающимся лотосам!
Как сладко с тобою купаться вдвоем,
Наготу мою тебе показывать
Сквозь льняную ткань, прозрачную,
Благовоньями облитую!
И, нагнувшись к вырезу, вдохнул запах мускуса, мирры, туберозы мучительной, и чего-то еще сладкого, страшного, как бы женского тела-тлена. «Ужо провалитесь все в преисподнюю!» — почудилось ему в этом смраде благоухающем.
— Какое это благовонье у сестры моей? — полюбопытствовал.
— А разве у вас нет такого в Египте? Весь Мемфис, говорят, как склянка с благовоньями.
— Такого нет, такого нет нигде! — прошептал он — Оно, как ты… пьяное.
Чуть не сказал: «распутное». А если б и сказал, может быть, не обидел бы.
— Благодарю за любезность! — рассмеялась Эранна. — А господин мой пьяных любит? Знаю, знаю, зачем ездил на Гору, за кем подглядывал! — пригрозила ему пальчиком.
«Уж не знает ли, как на плечах Гингра скакал?» — смутился Тута и переменил разговор.
— Есть у нас в Египте, на стенах святилищ, изображения: богиня любви, Изида-Гатор кормит грудью царя, прекрасного отрока; как младенец ко груди матери, он припадает к сосцам божественным…
— Ну, и что же? — усмехнулась она лукаво…
— Грудь у сестры моей, как у богини любви…
— Ну, и что же? — повторила и усмехнулась еще лукавее.
Молча скосил он глаза на вырез, как кот на сливки.
— Чудаки вы, египтяне! — засмеялась Эранна.
— Почему чудаки?
— Да уж очень запасливы: гробы себе, домы вечные строите загодя и чего туда ни кладете, чтоб на том свете не соскучиться: книжечки с любовными сказками и такие картинки, что и сказать нельзя… Ведь правда?
— Правда.
— И ты положишь?
— Как все, так и я.
— А хочешь, я дам тебе моего благовонья? Положишь в гроб и его — вспомнишь обо мне на том свете… Знаешь, как оно называется?
