— От чего? — спросила она. Он не ответил, и она поняла: «От тебя».
Оба закутаны были в звериные шкуры: он — в рыжую, львиную, с пастью на голове вместо шлема; она — в седую, волчью, со шлемом хоревым. У обоих — охотничьи копья в руках, луки и колчаны за спиною. Трудно было узнать, кто мужчина, кто женщина.
Скинув львиную пасть с головы, он поднес руку к шее.
— Болит? — спросила она.
— Не очень. Что это за рана — царапина! Пастухом, в Халихалбате, хаживал на львов с одной палицей. Раз только ощенившаяся львица задрала; след когтей и сейчас на спине. Ну, да я тогда покрепче был, помоложе…
Она посмотрела на него заботливо.
— Повязка сползла. Дай поправлю.
— Нет, где тут в лесу! Ведь скоро будем дома?
— Скоро, — ответила она нерешительно.
— А дорогу знаешь? Не заблудимся? Вон глушь какая!.. Что это, море шумит?
— Нет, сосны. Когда шумят сосны, похоже на море.
И, помолчав, повторила опять, как будто думая о своем:
— Что ж это значит, «Отец есть любовь»? Кто Отец? Бог?
— Не знаю. Сорок лет твержу, а не знаю. Слово Божие — закрытый сосуд: кто знает, что внутри? А может быть, и не надо знать: узнаешь — умрешь?..
— Пусть, — только бы знать!
И оба замолчали, прислушались к шуму сосен — шуму незримого моря — не того ли, что бьется о все берега земные неземным прибоем — шумит шумом смерти?
— В Уре Халдейском[1] … — начал он и остановился. Произнеся имя родного города, почувствовал вдруг, что низкие тучи, мокрый снег, приторный запах мокрой хвои, унылое кукование кукушки и шум сосен — шум смерти — все ему здесь ненавистно; ненавистна и она, любимая: из-за нее никогда не вернется он на родину, умрет на чужбине бездомным бродягою, подохнет, как пес на большой дороге.
— В Уре Халдейском, — продолжал он, — отец мой был жрецом лунного бога Сина. Тайнам Божьим хотел и меня научить, но я не слушал его, думал тогда о другом. А все же кое-что узнал. Вот что написано в допотопных скрижалях о сотворении человека. Поймешь на нашем языке?
— Пойму.
— Ну так слушай:
Боги призвали богиню,
Мудрую Мами Помощницу…
— Мами? — удивилась она. — У вас Мами, а у нас Ma. Одно имя?
— Да. Может быть, одна у всех. Все люди, как дети, зовут Ее: «Мами»!
Боги призвали богиню,
Мудрую Мами Помощницу:
«Ты, единая плоть материнская,
Можешь людей сотворить».
Открывает уста свои Мами,
Великим богам говорит:
«Я одна не могу»…
Дальше нельзя прочесть, скрижаль сломана. А в конце так:
Открывает уста свои Эа Отец,
Великим богам говорит:
«Бога должно заклать;
