Царевич Алексей | страница 25



Походит к образу и опускается на колени.

Петр. Сына заклати! Овна Ты послал Аврааму за сына, а мне не пошлешь, Господи? Почто искушаешь? Чего хочешь? Именем твоим клялся я простить. Клятву нарушить, казнить, — погубить себя? Клятву исполнить, простить, — погубить Россию? Чего же хочешь? Отступи, ослаби, избави мя от кровей, Боже, Боже спасения моего! Помилуй! Помилуй! Помилуй! (С криком почти гневным). Да помилуй же. Господи!

Падает ниц. Молчание. Стук в дверь. Петр встает, отходит от образа и садится в кресло.

Петр. Андреич, ты?

Голос Толстого (из-за двери). Я, государь.

Петр. Войди.

Входит Толстой.

Толстой (целуя руку Петра). Здравия желаю, ваше величество.

Петр. Ну, что, кого сегодня?

Толстой. Царицу бывшу. Паки подтвердила, что со Степкой Глебовым[27] в блуде жила.

Петр. Объявить в народ, как манифест будет о деле.

Толстой. Слушаю-с, ваше величество. Да еще показала, что чернеческое платье скинула, понеже Досифей епископ[28] предрек, что ты, ваше величество, скоро помрешь, и она-де, царица, впредь царствовать будет вместе с царевичем. А расстрига Демид, Досифей бывший, в застенке подыман и спрашиван: «для чего-де желал царскому величеству смерти?» Дано ударов девятнадесят. Объявил: «делал-де для того, чтоб царевичу Алексею Петровичу царствовать, и было бы народу легче, и строение Санкт-Питербурха престало бы». Да он же, расстрига Демид, на царевну Марью показывал, что говорила: «когда государя не будет, я-де царевичу рада о народе помогать и управлять государством». Да она же, царевна, говорила: «государь-де скоро помрет, и Питербурх пустеть будет».

Петр. Пытал?

Толстой. Никак нет, токмо в застенок привожена.

Петр. Всё бабьи сплетни да шепоты. Месяц розыск чините, а до сущего дела, до корня злодейского бунта добраться не можете.

Толстой. Весь корень в нем.

Петр. А он что?

Толстой. Молчит, запирается. Упрямство замерзелое. Только пьет, да пьяный, кричит слова хульные.

Петр. Какие?

Толстой. Уволь, ваше величество: изречь неможно…

Петр. Говори.

Толстой. Что «слух-де есть, будто государь батюшка царицу, мать мою, на дыбе кнутом сек, так путь и меня засечет». И ругается.

Петр. Как?

Толстой молчит.

Петр. Говори.

Толстой. «Зверем, Антихристом»…

Молчание

Толстой. Допросить бы с пристрастием, как следует. А то и судить не знамо как: ни одной улики.

Петр. Царскую кровь пытать вздумал? Смотри ты у меня — не далеко, брат, и тебе до плахи.

Толстой. Воля твоя, государь.

Петр. Привез его?

Толстой. Привез.