Алексей (обнимая Ефросинью). Афросьюшка, друг мой сердешненький. аль не рада? Ведь будешь царицей, а как родишь мальчика…
Ефросинья. Почем знаешь? Может, и деву.
Алексей. Нет. мальчика. Будет наследником. Назовем Ванечкой: «благочестивейший, самодержавнейший царь всея Руси. Иоанн Алексеевич». А ты — царицею…
Ефросинья. Шутить изволишь, батюшка. Где мне, холопке, царицею быть?
Алексей. А женюсь, так будешь. Ведь и батюшка таковым же образом учинил. Мачеха-то, Катерина Алексеевна, тоже не знамо какого роду была, — сорочки мыла с чухонками, в одной рубахе в полон взята, а ведь вот же, царствует. Будешь и ты, Ефросинья Федоровна, царицей, небось, не хуже других… Добро за добро; чернь царем меня сделает, а я тебя, холопку, царицею. (Обнимает ее все крепче и крепче). Аль не хочешь?
Ефросинья (оглядываясь через плечо на лампадку и закусывая яблоко). Пусти!
Алексей. Афросьюшка, маменька!
Ефросинья. Да ну тебя! Пусти, говорят! Перед праздником. Вон и лампадка. Грех…
Алексей (опускаясь на колени и целуя ноги ее). Венус! Венус! Царица моя!
Ефросинья вырывается и убегает. Алексей подходит к столу, наливает стакан, пьет, садится в кресло, откидывает голову на спинку и закрывает глаза.
Алексей. Да, грех. От жены начало греху, и тою мы все умираем… Венус! Венус! Как у батюшки, в Летнем саду, — истуканша белая… Белая Дьяволица… А море-то синее, Синее… Сирин, птица райская, поет песни царские…
Засыпает. Тишина. Только море шумит. Темнеет. Далекий гул голосов и шагов. Все ближе. Цесарский наместник граф Даун, секретарь Вейнгардт, сенатор Толстой[19] и капитан Румянцев, стоя в дверях заглядывают в комнату.
Толстой (шепотом). Спит?
Даун. Кажется, спит.
Вейнгардт. Разбудить?
Толстой. Дозвольте мне.
Даун. Как бы не испугать?
Толстой входит на цыпочках, держа в руках канделябр со свечами. Свет падает на лицо Алексея. Он открывает глаза и смотрит на Толстого, не двигаясь.
Толстой. Ваше высочество…
Алексей (вскочив и выставив руки вперед). Он! Он! Он! (Падает навзничь в кресло).
Вейнгардт (подбегая к Алексею). Воды! Воды!
Толстой наливает воды в стакан и подает Вейнгардту, тот — Алексею.
Даун (шепотом Толстому). Отойдите. Разве можно так? Надо приготовить.
Толстой отходит.
Даун (подойдя к Алексею). Успокойтесь, ваше высочество, ради Бога, успокойтесь! Ничего дурного не случилось. Вести самые добрые.
Алексей (дрожа и глядя на дверь). Сколько их?
Даун. Двое, всего двое.
Алексей. А третий? Я видел третьего…
Даун. Вам, должно быть, почудилось.
