Сайф ал-Мулюк очнулся в воде, привязанный к обломку мачты. Рука продолжала сжимать бесполезную саблю. Ласковое солнце освещало невысокие волны, которые погребли стольких воинов и мореходов. «Клянусь, я отомщу» подумал царевич. Несколько дней волны качали обломок мачты. Голод и жажда мучили юношу. Наконец, он увидел скалистую вершину и берег, поросший лесом. Царевич сделал из плаща парус и вскоре достиг суши.
За несколько дней Сайф ал-Мулюк оправился от долгого поста и окреп. Он обследовал побережье и убедился, что находится на острове. Тогда он принялся собирать выброшенные на берег обломки кораблей, пустые бочонки, из которых надеялся соорудить плот.
Однажды он отправился к скалистой вершине, чтобы осмотреться. Здесь он увидел гнездо огромной птицы, в котором сидели два голых птенца величиной со страуса. Они жалобно кричали, глядя, как к ним подползает огромная змея. Вспомнив рассказы о кровожадной аждахе, пожирающей птенцов рухх, юноша окаменел, но быстро опомнился и выхватил саблю. Однако он опоздал. Аждаха проглотила птенцов.
Обезумев от гнева, Сайф ал-Мулюк обрушил разящие удары на рогатую голову, на длинное бородавчатое тело, которое судорожно билось и свивалось в кольца. Клинок рассекал аждаху, но отрубленные части превращались в маленьких змей. Они набрасывались на царевича, кусали, обвивали руки и ноги…
Никто не видел, как погибал Сайф ал-Мулюк. Устад-Галим сидел спиной к монитору, Кумар сочувственно слушал Чаку. Сотрудник же Центра, убаюканный однообразием событий на пси-экранах, бездумно смотрел в сторону. Ему было скучно.
— Я полез в трюм не потому, что испугался дива. — Губы Чаки шевелились с трудом. — Я не трус.
— Ну-ну, — примирительно сказал Камалов. — Трусом тебя никто не считает. Ведь это ты чуть ли не голым выскочил из шлюза на лунной станции?
— Микрометеорит попал, в товарища у самого входа, — объяснил Чака. — Не было времени натягивать защитный костюм.
— Прекрасно! — Устад удовлетворенно кивнул. — Наша система воспитания исключает трусов. Однако скажи мне вот что: там, на Луне, ты понимал, что можешь погибнуть?
— Разумеется…
— Задержало это тебя хотя бы на долю секунды?
— Ну… — Чака помялся. — Сначала в голове мелькнуло, что можем погибнуть оба. Но как бы я жил дальше?
— Вот видишь! А наша профессия требует не просто храбрости, а храбрости беззаветной. — Устад-Галим говорил жестко, глядя Чаке в глаза. Самоотверженности, а не подавления инстинкта самосохранения. Возвращайся-ка на лунную станцию.
