. Ничего, будьте как дома. Ну, где это может быть, кроме пучины? Человек ничего ровно не делает, живет барином на чужой счет, буйством приводит в ужас всю окрестность и пьет, как сорок тысяч братьев не могут пить.
Перцов. Неуместные шутки, господин Досужев!
Молодой человек. Ну, прощай!
Досужев. Прощай, заходи!
Молодой человек. Непременно зайду. (Уходит.)
Досужев(Перцову). Ну, и… Чего ж вы еще дожидаетесь? Дело кончено, и толковать нам с вами не о чем.
Перцов. Послушайте, господин Досужев, вы мне скажите, как благородный человек: отдадите вы мне этот документ или нет?
Досужев. За четверик бриллиантов, извольте.
Перцов. К чему эти злые насмешки над несчастием ближнего? Вы знаете, я беден.
Досужев. Но благороден.
Перцов. Кто же смеет сомневаться!
Досужев. А фальшивые-то документы зачем писать? Какое же это благородство?
Перцов. Удары судьбы и роковая необходимость заставили меня прибегнуть к этому не всеми одобряемому способу.
Досужев. Какая же роковая необходимость? Вы могли бы служить, у вас такая величественная физиономия. Да и кроме физиономии, вы всем обеспечены: ваши родные дают вам квартиру, стол, да и денег гораздо больше, чем мы своим горбом заработываем. А вы за это на сестру фальшивый вексель написали да передали какому-то мошеннику.
Перцов. Господин Досужев, это дела или, лучше сказать, тайны семейные. Они должны быть скрыты под покровом неизвестности.
Досужев. Хороши тайны! Женщина ни душой, ни телом не виновата, вдруг с нее требуют по векселю деньги, да еще стращают, хотят представить ко взысканию. Если б она повела дело-то как следует, то есть допустила вас представить вексель ко взысканию, да и подала бы отзыв, что подпись-то под векселем фальшивая: что бы тогда произошло? Штука плачевная!
Перцов. Я сознаюсь вам, как человеку благородному, что в этом случае я вышел из пределов приличия и подвергал себя большой неприятности.
Досужев. А как вы думаете, какой?
Перцов(улыбаясь). Я мог провести остаток дней моих в тундрах севера.
Досужев. Совершенно справедливо, именно в тундрах севера.
Перцов. Господин Досужев, я очень хорошо понимаю мое ослепление; но войдите в мое положение, и вы поймете все фибры души моей, которые подвигнули мою совесть действовать без зазрения. Имея возможность жить под покровом благодеяния моих родных, я оставил службу; но, хотя я и предался бездейственной и праздной жизни, все-таки они не должны забывать, что я имею благородное звание, которое приобрел на поприще службы.
