Зыбкина. Уж это первое дело – долг отдать, петлю с шеи скинуть, – последнего не пожалеешь. Бедно, голо, да зато совесть покойна, сердце на месте.
Платон. Как это, маменька, приятно, что у нас с вами мысли одинакие.
Зыбкина. А ты думаешь, ты один честный-то человек. Нет, и я понимаю, что коли брал, так отдать надо. Просто уж это очень.
Платон. А как я давеча этой ямы испугался.
Зыбкина. Ну вот! Да разве я допущу? Я последнее платье продам. Мухояров за тобой из трактира присылал, дело какое-то есть.
Платон. Надо идти, у него знакомства много, работы не достану ли через него.
Зыбкина. Поди. Убытку не будет, дома-то делать нечего.
Платон уходит.
Перечесть деньги-то да в комод запереть. (Считает деньги и запирает в шкафчик.)
Входит Филицата.
ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
Зыбкина, Филицата.
Филицата. Снова здорово, соседушка!
Зыбкина. Здравствуй, Филицатушка! Садись! Как дела-то: по-прежнему, аль что новое есть?
Филицата. Ох, уж и не говори! Голова кругом идет.
Зыбкина. Была у колдуна-то?
Филицата. Была. До утра ворожбу-то отложили; уж завтра натощак, что бог даст; а теперь другая забота у меня. Вот видишь ли: хозяева наши хотят ундера на дворе иметь, у ворот поставить.
Зыбкина. Что ж, дело хорошее, при большом доме не лишнее.
Филицата. Вот я и ездила за ним, у меня знакомый есть; да куда ездила-то! В Преображенское. Привезла было его с собой, да не вовремя: видишь, дело-то к ночи, теперь хозяевам доложить нельзя, забранятся, что безо времени беспокоят их; а до утра чужого человека в доме оставить не смеем.
Зыбкина. Так вели ему завтра пораньше явиться, а теперь пусть домой идет.
Филицата. Что ты, что ты! Уж куда ему назад плестись да завтра опять такую даль колесить! Я его и сюда-то, в один конец, насилу довезла, боялась, что дорогой-то развалится.
Зыбкина. Старенький?
Филицата. Ветхий старичок.
Зыбкина. Так на что ж вам такого?
Филицата. Да что ж у нас работа, что ль, какая! У ворот-то сидеть трудность не велика. У нас два дворника, а его только для порядку; он кандидат, на линии офицера, весь в медалях, – вахмистр, как следует. Состарился, так уж это не его вина; лета подошли преклонные, ну и ослаб; а все ж таки своего геройства не теряет.
Зыбкина. Где ж он у тебя?
Филицата. У калитки на лавочке сидит, отдыхает: растрясло, никак раздышаться не может. Так вот я тебя и хочу просить: приюти ты его до утра, он человек смирный, солидный.
Зыбкина. Что ж, ничего, пусть ночует; за постой не возьму.
Филицата. Смирный он, смирный, ты не беспокойся! А уж я тебе за это сама послужу. Дай ему поглодать чего-нибудь, а уснет, где пришлось, – солдатская кость, к перинам не привычен.
