— Мне назначено к тринадцати часам, — и вот теперь встал.
В толстых стеклах очков Дятчина кругами слоился свет и отражались два матовых потолочных плафона. Не дослушав, Дятчин повернулся к помощнику:
— Что, Алексей Филиппович обещал сегодня быть?
Себя Андрей сейчас нe видел, но Дятчин, глянув на него, заговорил вдруг мягко, увещевательно: действительно, на сегодня Алексей Филиппович назначил нескольким товарищам, но еще вчера стало известно…
— Вам надо было прежде позвонить, уточнить… Что же вы не предупредили товарища? — выговаривал он Чмаринову.
Он что-то говорил еще и снова Чмаринову выговаривал.
— Товарищ не спрашивает ничего, — железно стоял тот.
И долго еще Андрей не мог об этом вспоминать спокойно. Понимать он понимал, что это Чмаринов давал ему образование — так-то, мол, кто гордится, — но думать об этом спокойно не мог.
Он позвонил Смолееву и неожиданно для себя на следующий день был принят. Впервые Андрей входил в кабинет, который, впрочем, знаком был ему зрительно: деревянные панели по стенам, письменный стол в глубине, торцом к нему стол для заседаний, два ряда стульев, книжный шкаф. Смолеев пригласил его за низенький стол у окна.
Сели друг против друга, сюда же им принесли чай в стаканах.
Искрился на свету хорошо заваренный чай, лимон в блюдечке зеленоватыми кружочками, конфеты шоколадные, сушки. Для начала было сказано несколько необязательных фраз.
— Игорь Федорович, вот вы меня приняли. — Жестом руки Андрей обвел стол и все, что на нем. — Никто не ищет себе хлопот, я знаю.
— Разумеется.
— Честно говоря, не знаю даже как начать. Это Талейран наставлял молодых дипломатов: «Главное — не проявлять инициативы». Точно про нас. Ведь нам, архитекторам, платят за должность. Хоть, во всю жизнь ни одного проекта не создай.
Ему показалось, что Смолеев что-то хочет сказать, и он поспешил, пока его не перебили:
— Да нет, Игорь Федорович, я понимаю. Я даже доказать могу, что их надо строить.
Тут все высокие слова наготове. О самоотречении зодчих ради того, чтоб решить проблему массового жилищного строительства. Об умении пожертвовать своим творчеством, общественным престижем, о гражданском подвиге архитекторов… Слова эти я знаю. Но не нужно ничем жертвовать, нет даже такой экономической необходимости. Дороже они выходят, эти пятиэтажные бараки, дороже, если все подсчитать. Вот расчеты, посмотрите сами.
Смолеев смотрел, слушал. Отхлебывал горячий чай. Он знал примерно, с чем идет к нему этот человек, что будет говорить. Но что для Медведева было главным из главных, заслоняло все на свете, для Смолеева было одним из ряда дел.
