— Витька, милый, не выйдет. Не мы первые. Сначала жертвуют во имя главного, а потом и тем, во имя чего жертвовали. У этого пути конца нет. Сколько люди живут на свете…
— Обожди. Да почему? Ты смотри, Андрюша… Мы согласимся. Допустим! Подожди!
Согласимся! Ну? Ну что это в масштабе вселенной, в конце-то концов?
— Нам еще только вселенную запакостить.
— Ну, не до конца. Не целиком. Просто проявим понимание. Ты же сам говорил…
— Витя, где та последняя черта, до которой еще можно, а дальше уже — все, нельзя?
Ведь это как горизонт: удаляется по мере приближения.
— Да что нельзя? Чего нельзя? Все равно ведь построят, что решили. Так что нельзя?
— Через совесть свою переступать нельзя. Ну что я тебе такие вещи говорить должен?
— Что мы, Наполеоны? Жизнь, смерть зависит от этого?
— И я говорю: не жизнь зависит. Ну чего уж мы так будем? Чего боимся? Блага потерять?
— А что изменится?
Он видел сейчас в Викторе готовность к унижению и боязнь стыда. Но если не они друг другу, так кто ж еще скажет им?
— Мы изменимся, Витя. И не воротишь.
Сами того не замечая, они вновь и вновь кружили по тем же улицам, стояли под теми же светофорами, пережидая поток транспорта.
Один раз попали в толпу: кончился дневной сеанс в кинотеатре «Спартак». Это был единственный кинотеатр, уцелевший в войну. Восемьдесят с лишним процентов города было разрушено, лучшие здания погибли, а этот кремовый торт стоит. И все так же с вещими трубами летают над его входом алебастровые амурчики, молочные, все в складочках. И вьются над ними алебастровые ленты. Живуче уродство, все переживает: и людей и войны.
Оттуда-то, из-под амурчиков, валил народ, жмурясь на свету, веселый, шумный.
Странно это видеть — не изменившийся мир, когда с тобой случилось. Но Виктору он сейчас об этом не сказал. «Вот именно!» — воскликнул бы тот.
И так же, как они кружили по улицам, так же по кругам шел их разговор. Казалось обоим, что, в сущности, ничто не разделяет их, немного еще — и они поймут друг друга, как понимали всегда. А уже каждый начал свой путь. И эти пути никогда не сходятся.
Как бы между прочим, но приосанясь вдруг и тем подымая разговор на иной уровень, Виктор сказал:
— Видишь ли, Андрюша, меня тут вызывали…
И помолчал значительно, углубясь в себя.
— Пригласили меня, одним словом…
— Куда? — спросил Андрей.
Оба отчего-то пошли медленней.
— В общем, был у меня на этих днях доверительный разговор. С Алексеем Филипповичем. Не только он присутствовал…
