Больше всего любил я собирать литературные вечера. Давно помершие поэты и писатели читали свои произведения - из тех, что при жизни не успели написать. С литераторами двадцатого века я не сошелся. Маяковский оказался полным козлом, Блок слегка шизанутый, Есенин - гопник, все ему водку подавай! Более поздние, советские поэты и писатели, жертвы ленинского принципа партийности - совсем уже законченные ублюдки. А вот старички - Пушкин, Лермонтов и другие - свои в доску! Пушкин вот на днях предлагал под моим именем несколько поэмок издать, да я отказался - не люблю плагиата.
Вот и эту ночь мы провели в литературных чтениях. Раздавили два пузырька "Кавказа", а потом Барков Иван Семенович свою новую поэму читал. Мы чуть не померли от смеха, даже те, кто уже умер!
Добрившись до синевы, я умылся, причесался и пошел на кухню варить кофе. В комнате трезвонил телефон, майор Тараканов попался очень настырный.
После ночного мрака стало совсем светло, призраки помаленьку растворились. Только спрятавшийся в полумраке туалета Лев Николаевич поманил меня пальцем и, почесывая роскошную бороду, наставительно произнес:
- Ты это, с жандармами-то, того!
- Ясное дело, ваше сиятельство! - заверил я господина графа, и тот благополучно испарился.
Я выпил кофейку, затем натянул курточку и пошел на нелюбимую работу, где гнусный начальник Семеныч тщательно следил за каждой минутой опоздания сотрудников. Пришел вовремя, ушел вовремя - это главное. А так - можешь и не работать, никому дела нет!
Я спустился по лестнице, вышел из подъезда, и тут два здоровенных парня скрутили мне руки и затолкали в черную "Волгу".
- Что ж это ты, Феофанов, трубочку не берешь? - полуобернувшись ко мне с переднего сидения, произнес знакомым голосом голубоглазый блондин с квадратной челюстью и перебитым носом.
- Э! - я не нашелся, чего ответить и на всякий случай соврал, В сортире сидел, понос у меня начался после вашего звонка. Не мог к телефону подойти.
- Запомни, Феофанов, если майор госбезопасности говорит, что надо встретиться, значит ты, засранец, должен тут же отменить все свои вонючие дела!
- Позвольте! - подражая Пушкину, воскликнул я. - По какому праву, милостивый государь, вы со мною на "ты"? Или я с вами выпивал?
- Ах ты козел! - вскипел Тараканов. - Да я из тебя... люля-кебаб сделаю!
Тут запищала рация. Майор отвернулся и поднял трубочку.
- А? Да! Взяли! Так точно! Есть! Есть!
Положив трубку, Тараканов задумчиво погладил подбородок, видимо размышляя, делать из меня люля-кебаб или подождать. Наконец, он пришел к какому-то выводу и, зыркнув на меня круглым глазом, сказал шоферу:
