– Кто ей сказал?
– Я. У меня нет секретов от членов нашей комиссии.
– Кроме меня. Мне ты не сказал.
– Ты не член комиссии. Ты всего лишь привлеченный к нашей работе эксперт. Извини, но я вынужден так говорить.
– В любом случае спасибо, что не сообщил. Иначе мне снова начали бы промывать мозги или отправили бы куда-нибудь в Антарктиду.
– Не смешно.
– А я и не хочу быть смешным. У тебя в комиссии «крот». Это было ясно еще неделю назад. Представь, до какой степени Истрин был опасен, если его убрали таким образом. На вашем месте я задержал бы всех пассажиров этого рейса.
– Мы так и сделали. Там работают сразу сорок сотрудников следственного управления ФСБ. Но это уже паранойя.
– Возможно. Только другого выхода просто нет. Тебе нужно отправить всех членов твоей комиссии на проверку.
– Мы так и сделаем. Они все сейчас соберутся в зале. Кроме троих…
– Кого не будет?
– Богемского и Чаговец. Они улетели в Берлин.
– Они готовили отправку Истрина?
– Нет, они улетели до того, как было принято решение о его перелете именно из Берлина. Мы договорились об этом здесь, у нас в здании. Они об этом ничего не могли знать.
– Кто третий?
Машков снова посмотрел на него мутным взглядом сильно уставшего человека. Дронго потом много раз вспоминал этот взгляд. Возможно, человек предчувствует свою судьбу.
– Она временно отстранена, — сообщил Машков.
– Ее арестовали?
– Не говори глупостей. Ее пока отстранили. Она пока в числе проверяемых сотрудников. Только и всего.
– Почему не все остальные?
– Никто отсюда не уезжал. Мы сидим в нашем здании безвылазно вот уже вторые сутки подряд, — пояснил Машков.
Раздался звонок. Генерал поднял трубку внутреннего телефона.
– Все собрались, — коротко доложил Полухин. — Я уже вернулся. Врач считает, что у меня будет голливудская улыбка.
– Хорошо, Алексей Николаевич. Голливудская улыбка — это как раз то, что нам нужно. Сейчас приду. Вы звонили в Берлин?
– Разумеется. Богемский и Чаговец уже проверяют всех, кто мог знать об отправке Истрина.
– Пусть проверяют всех без исключения, — твердо приказал Машков, — даже нашего посла, если он знал об этом. А вы поезжайте на допрос. Уже пятый час утра. Время дорого.
– Я лучше дождусь вас, доложу обо всем, а потом поеду.
Машков поднялся и кивнул Дронго.
– Я вызвал тебя сюда, потому что хотел, чтобы ты все знал. По телефону об этом нельзя было говорить.
– А зачем ты назвал мне фамилию Истрина, когда я был в Чикаго? Нарочно?
– Да. Мне важно было показать американцам, что мы ничего не скрываем. Истрин — наш бывший сотрудник, и мы его искали. Я думаю, они прослушивали все твои звонки. Точнее, я в этом уверен.
