Есть люди — и не мало их — которые думают или только говорят, что под разными подразделениями женского вопроса дело идет все о женщинах, несчастливых в браке. «Кто смеет, говорят они, отвергать, что такие женщины есть и что о деле их стоит позаботиться?» Совершенно справедливо, что у нас очень много несчастливых пар и что в этих парах очень много несчастливых женщин; но мы все-таки не видим, почему же здесь есть основание хлопотать об одних женщинах и видеть один женский вопрос? Кто решится утверждать, что в большинстве несчастливых союзов женщины страдают более, чем страдают мужчины? Где для этого статистика в России? Какие наблюдения это показали? Возьмемте современную нам драму, повесть, роман, — где мы видим в них это страшное угнетающее влияние современного мужчины над современной женщиной, если она не хочет сносить угнетения? Возьмемте самую жизнь семейную, жизнь свою и жизнь тех людей, которых каждый из нас знает, и мы найдем не больше случаев преобладания мужчины над женщиною, чем мелкой тирании женщины над любящим и дорожащим своею любовию мужчиной. Мы видим повсюду, что если у хорошей женщины много средств удержать за собою равенство своего положения с мужчиной, то у дурной находятся даже средства тиранствовать над ним, и одним из могущественнейших средств к этому тиранству над мягким человеком в руках нечестной женщины является скандал — огласка своей дурной жизни. К этому последнему средству, как мы видим из романов, драм и повестей, равно как и из собственных наблюдений, нельзя сказать, чтобы женщины нашего поколения не склонны были прибегать, точно так же, как нельзя сказать — чтобы мужчины этого не боялись и не употребляли усилий всего этого избегнуть, ценою часто неоправдываемых уступок. Мы видим сплошь и рядом, что мужчина, угрожаемый скандалом со стороны своей подруги, облекается всею женской стыдливостью и сдается на капитуляцию, лишь бы семейный сор его не вылетел на улицу. Страх быть осмеянным, боязнь за участь детей и за совершенную погибель семьи заставляют мужчину смиряться до невероятнейших и часто ничем не оправдываемых уступок перед самою легкомысленною женщиной. И в таких случаях он, а не она несет крест семейный, и он кутает свое горе в то время, когда она усиливается вскрыть на общее позорище свое легкомысленное раздражение.
Если вы знаете жизнь и людей, вы должны согласиться, что все это, к сожалению, бывает; но бывает, конечно, и иначе, то есть бывает, что женщины пьют в семье горчайшую чашу от мужей своих. Но что же из этого следует? Следует из этого, по нашему разумению, одно то, что всю угнетающую тягость семейной распри живее и больше чувствует тот из супругов, кто лучше сердцем, и кто более горячо любит свою семью и более живо ощущает скорбь о ее настроении. Одним словом, страдает более и более достоин сожаления лучший из двух супругов, все равно, будет ли это мужчина или женщина, и потому женского вопроса здесь нет, а есть общий вопрос, вопрос брачный, или еще сложнее — вопрос несчастливой привязанности, не поддающейся ни под какие регламенты, правила и законы и предпочитающей слезы страдания пустоте разлуки. Это вопрос сердца, а не наших рассуждений. Кто искреннее и жарче жалуется у нас на неразрешимость брака: мужчина или женщина? Опять-таки нельзя сказать мужчина, и нельзя сказать женщина, а тот, кто ищет положения признанного, непостыдного и неупрекаемого, кто хочет быть подружьем своей пары, неся на себе все обязанности этого союза не только нравственного, но и гражданского, и кто болит за участь детей, оставляемых с именем незаконнорожденного. Худшему члену разбитой пары сепаратная свобода открывает множество способов утешения; и для многих, как мужчин, так и женщин, чем эти способы безответственнее и разнообразнее, тем лучше. Разврат, предпочитаемый любви в самом принципе, в наше мудреное время не составляет печальной привилегии одних мужских вкусов. К стыду, к несчастию и к укору нашему поколению должно сказать, что есть не только изрядное, но, может быть, огромное и, может быть, страшно огромное число женщин, сокровенные мнения которых об этом предмете лучше оставить навсегда под завесою, накидываемою на них светским лицемерием.
