Пришлось прибегнуть к административному ресурсу. Общественным организациям, которые обращаются к властям за разъяснениями по поводу того, каков будет режим мероприятий в Петербурге, отвечают недвусмысленно: по всем вопросам обращаться к Панфиловой, ей поручено отвечать за гражданское общество. Мол, никуда вы не денетесь. Если не хотите отведать дубинок, придется общаться с теми, кого мы назначили.
Чиновникам невдомек, что невозможно одновременно изображать гражданские инициативы, и открыто выступать в качестве подразделения администрации.
Конечный итог можно предсказать без особого труда. С Панфиловой вести переговоры будут, а сотрудничать - нет. Чиновник, он и есть чиновник. От него нужно одно: разрешение. Представителям международного гражданского общества придется смирить гордость и сесть за стол переговоров. Но результатом этих переговоров станет или позорный провал, или компромисс, позволяющий критикам существующего порядка проводить свои мероприятия самостоятельно. Запрячь лебедя, рака и щуку в одну упряжку, как планировало начальство, всё равно не удастся.
В общем, с петербургской встречей одни проблемы. Но иначе и не бывает.
Они хотели пиар, они получат пиар.
Специально для «Евразийского Дома»
Все началось с того, что немецкий еженедельник Freitag попросил меня написать статью о юбилее ХХ съезда КПСС. В феврале исполнилось полвека знаменитому «секретному докладу», в котором Никита Хрущев разоблачил культ личности Сталина.
Взявшись за работу, я решил предварительно посмотреть в Интернете, что пишут в связи с юбилеем различные издания. И тут сразу же бросилось в глаза: обсуждают не столько Хрущева, сколько Сталина. Даже Нина Хрущева, выступая в американской прессе, в основном не рассказывала про своего деда, а рассуждала о том, почему личность Сталина по-прежнему вызывает у многих в России симпатию.
Либеральные авторы, как и положено, повторили дежурный набор проклятий в адрес тоталитаризма и отметили, что в 1950-е годы десталинизация была проведена непоследовательно и не доведена до логического конца. По умолчанию становится понятно, что в 1990-е годы, напротив, десталинизацию довели до логического конца, причем конец этот сопровождался развалом страны, разорением промышленности и ликвидацией изрядной части социальных завоеваний ХХ века. Не удивительно после этого, что рассуждения об ужасах тоталитаризма в середине 2000-х годов не вызывают даже среди интеллигенции столь же единодушного одобрения, как во времена перестройки.
