Я бегал глазами по «дочещцам». Светила З в е з д а на них, на всех! Три дощечки было, чудесный триптих!..
Пьяный, я крикнул греку:
«Хорошо, я м о г у их купить у вас!..»
«Идет! - протянул он лапу, похожую на крабью.- Четыре литра?..»
Я смотрел на его лицо: желтые щеки дрожали волдырями, синие губы прыгали, глаза… И я вдруг подумал, что третий кто-то стоит за нами и торопит. Кто-то
т р е т и й… закидывает петлю!
И петля была закинута. Это узнал я скоро.
Жена еще одевалась, сверкала розовым. Объятый счастьем, блаженством неизъяснимым, почему-то боясь, что жена расстроит, я достал бумажник и сунул в лапу все содержимое. Было лир пятнадцать - гроши, конечно.
«Пфуу…- вырвалось из нутра пьяницы и обдало меня угаром, - сдачи у меня нет, хозяин…»
«Все берите!»
Он захлопнул лапу другой, потряс, севши на корточки, выпучив мертвенные глаза, и, озираясь, пополз к харчевне. Отойдя шагов десять, он побежал вприпрыжку,
«Что такое?» - спросила жена, но я ничего не видел.
Я перебирал дощечки, ласкал, оглаживал, тер носовым платком вдыхал их, нюхал…
«Видишь-З в е з д а?..- показывал я на створки.-И там-тоже З в е з д а!» - показал я к закату, в небе.
Она не понимала, взяла мою голову, заглянула в глаза тревожно:
«На тебе лица нет, что с тобой…»
А я бормотал что-то. Хлынуло в меня светом, озарило. Посетил меня огромное. Чувства, мысли?.. Не помню, но вдруг- о т к р ы л о с ь. Я целовал ей руки, говорил о небесном рае, говорил, что Бог с неба глядит на нас, что Он уронил Звезду…
Она не понимала, но была счастлива.
Мы просидели на берегу до ночи, ехали в Сан-Стефано в звездах, и ночь та была- безумная…
А в эту самую ночь, в далекой глухой Тарусе, умерла наша девочка от менингита. И ее светлую маленькую душу я теперь связываю с всем этим: она посылала нам знак прощальный.
Утро сказало мне, что я обладатель сокровища. Не денег. Я знаю, конечно, что за этот шедевр музеи дадут мне тысячи, знакомые aмepиканцы- десятки тысяч. Нет, я получил не деньги: я получил озарение, о с н о в у, которой мне не хватало. Я получил Веру. И ту, о которой возвещает Евангелие, и другую - в бессмертную душу человека. Ни одно творение искусства не потрясло меня так духовно. Бессмертное- было в дощечках этих!
Но странное, творившееся со мной, не кончилось. Утром меня терзала совесть: «Ты обокрал е г о!»
Я все рассказал жене, привел и себе, и ей все защиты.
«Надо его вознаградить щедрее!» - решили мы.
Мы отправились на базар,-помню, как Светлый Праздник! - купили для старика полный комплект одежды, белья и обувь, жареную баранью ногу, бутылку рому,- праздник ему устроить,- и положили в новенький кошелек полсотни золотых лир.
