Вышла женщина в туго перетянутом халате, бледная, с вызывающе четкими черными бровями, с длинными ресницами.
- Привезли? - спросила она. - Как фамилия?
- Охапкин, - сказала Михальская.
- Возьмите его документы. - Женщина в халате строго оглядела нас и прибавила: - Смертельный исход неизбежен. Пробит череп. Мы нашли выходное отверстие.
Нашли... Как будто это может что-нибудь изменить! Мгла обступила меня.
- А когда... - Михальская отстранила Шабурова. - Когда наступит исход?
- Не возьмусь определить. Несколько часов, а возможно, и день.
- Мы приедем за ним, - сказала Михальская. - Чтобы похоронить.
- Капитан Быстрова! - позвал кто-то из палатки, и женщина в халате исчезла.
10
На обратном пути я сидел в кузове против Шабурова. Михальская гнала вовсю. За лесом вставало багровое солнце, освещало изуродованный осколками движок, пробоины в обшивке, в ларе, в железной печурке.
Я видел Колю, его живое тепло еще не остыло на моих ладонях.
- Быстрова! - с горечью проговорил Шабуров. - Она и не знает его.
- У него мать в Ленинграде, - сказал я. - Больше никого нет.
- Орден ей пошлем.
- Какой? - не понял я.
- Дадут посмертно! - отрезал Шабуров и стукнул но столу.
- Ему все равно теперь, - сказал я.
- Зато ей не все равно, - возразил Шабуров запальчиво. - Мы с майором добьемся.
"Он по-своему был привязан к Коле, - подумал я. - Ворчал на него, злился на его невинные выдумки и все же..." Сейчас он скажет, пожалуй, что Коля погиб напрасно, что мы патефонная служба, оседлает своего конька. Я не хотел этого и сказал:
- Видите, мы тоже в бою. На самом передке. В самом пекле.
Шабуров расстегнул китель и вытащил из внутреннего кармана сложенный лист бумаги. Руки его тряслись. Он медленно развернул бумагу, глянул и медленно разорвал вдоль. Затем сложил обе половинки и разорвал еще раз поперек.
Обрывки упали на пол. Это был очередной рапорт Шабурова с просьбой отчислить его от нас и перевести в артиллерию.
11
В то же утро на батарею "сорокапяток" пришли три перебежчика и заявили, что их звала в плен "небесная фрау".
Мне не довелось увидеть их. Звуковка отправилась в Ленинград, в капитальный ремонт. Вел ее Чудинов, степенный немолодой солдат, осторожно объезжавший каждую промоину. Я ехал с ним в качестве пассажира: меня командировали на фронтовую радиостанцию.
Обратно Чудинов привез меня через два с лишним месяца, в разгар июня.
Звуковка резво бежала по добротному сухому проселку. Большой шмель жужжал в кузове, ударяясь о стекло. За окном проносились эстонские хутора. Они пестрели среди молодой зелени, напоминая разноцветные грибы сыроежки.
