Листая письма, он тяжело дышал.
- Да, Ламберт, - сказал он сипло. - Солдат Клаус Ламберт из Страсбурга.
- Вы знали убитого?
- О да, знал. Странно, почему вы, советский офицер, интересуетесь судьбой немца?..
Я ответил:
- Не все немцы - наши враги.
За перегородкой, как и в тот раз, играли в карты. "Ваш ход, господин полковник!" - донеслось оттуда. "Все те же", - подумал я.
Время неодинаково для всех. Есть время победителей, стремительное, как танковый удар, и время побежденных. Мы много испытали, мы знаем, как тяжело время в отступлении, как томит время в окопах и блиндажах обороны, но не нам досталось время побежденных, эта пытка временем.
Невольно я сказал это вслух. Понял ли меня Фюрст? Его пальцы поднялись к шее, расстегнули ворот.
- Русские - удивительная нация, - с трудом произнес он и умолк, словно прислушиваясь. Мне показалось, он боится привлечь внимание своих товарищей, глушащих там, за перегородкой, лагерную тоску картами.
- Вам дьявольски везет, господин дивизионный пастор, - послышался оттуда густой покровительственный бас.
- Пастор! - бросил мне Фюрст. - У вас нет пасторов в армии, верно? Какой же бог у вас? Какой бог вам помогает, хотел бы я понять!
Он сжал большими руками виски, перевел дух, заговорил спокойнее.
- Слушайте... В декабре на передовую возле Колпина, - он, как и все немцы, сказал "Кольпино" - ваши выслали самолет. Маленький, легкий самолет, его так легко сбить. Боже мой, как солдаты были потрясены! Оттуда говорила женщина... Она кричала нам, чтобы мы сдавались л плен. Ну, у нас не было охоты сдаваться, мы еще спали в тепле, и дела у нас шли еще не так плохо. Но женщина... Из осажденного Ленинграда...
Ого, и он запомнил "небесную фрау"! Нашу Юлию Павловну!
- Из осажденного Ленинграда, - повторил Фюрст. - Вот что удивительно! Фюрер говорил: Ленинград упадет нам в руки, как спелый плод. Голодный город, измученный, и вдруг женский голос оттуда призывает сдаваться в плен. После этого я среди солдат слышал такие речи: "Э, господин обер-лейтенант, Ленинград нелегко будет взять! Они там и не думают поднимать руки". И я спрашивал себя: откуда у русских столько уверенности? Если бы мы были в таком положении, в блокаде, нашлась бы у нас такая... "небесная фрау"? Но дело не в ней. Там у нас есть отчаянные. Не в том дело... Моральная сила сопротивления, понимаете...
- Понимаю, - сказал я.
А Михальская и не предполагала, что ее полеты вызовут сенсацию. Возвращалась она тогда расстроенная: то зенитки помешали, то аппаратура закапризничала.
