Мы, люди, никогда не достаточны для самих себя. Мы пробиваемся через самих себя и растем вместе с углублением нашего богосознания, через которое одновременно становимся прозрачными для самих себя в нашей ничтожности.
Богоотношение человека — это не данное от природы свойство. Потому что оно имеет место только вместе со свободой, оно вспыхивает для каждого отдельного человека только там, где он совершает прыжок из простого витального утверждения своего существования к самому себе, это, значит, туда, где он, подлинно свободный от мира, только теперь и становится совершенно открытым миру, где он может быть независимым от мира, потому что живет в связи с Богом. Бог есть для меня в той мере, в какой я сам подлинно существую (eigentlich existiere).
Я повторяю еще раз: человек как наличное существование (Dasein) в мире является познаваемым предметом. Например, в теории рас человек постигается в плане характерных для него антропологических особенностей, в психоанализе — в плане человеческого бессознательного и его действия, в марксизме — как занимающееся производительным трудом живое существо, которое благодаря своей производительной деятельности приходит, с одной стороны, к обществу, а с другой — к господству над природой: и то и другое, как ошибочно предполагается, должно предстать в некоем завершенном образе. Однако все подобные пути познания постигают в человеке лишь нечто, в нем происходящее, но никогда — человека в целом. Эти научные теории, претендуя на абсолютное познание человека в целом — а все они стремились к этому, — потеряли из виду подлинного человека и довели до полного угасания сознание о человеке (в тех, кто в эти теории верит) и в конце концов саму человечность. Человеческое бытие, свобода — это еще и богоотношение.
Безусловно, самое интересное — проследить процесс познания человека, и это продвижение дает свои результаты, если сопровождается научной критикой. Только в этом случае обретает методологический характер знание того, что и как знает человек и в каких границах он нечто знает, и как это мало, если он не видит познанное в совокупности возможного, а также насколько радикально недоступным остается для этого познания подлинное человеческое бытие. Только тогда предотвращаются опасности, которые возникают в силу зашоренности человеческого сознания кажущимся знанием о человеке.
Зная о границах знания, мы с большей определенностью доверяемся тому направляющему руководству (Führung) , которое мы обретаем для нашей свободы благодаря самой этой свободе, если она связана с Богом.
