Наконец кризис прошел, и я стал медленно поправляться.
- Ну, брат, вроде выкарабкался, - заявил Симон. - Думаю, через недельку станешь на ноги.
Я сам был полон надежд на скорое выздоровление. Но однажды днем к блоку, где лежали тифозные больные, подкатило несколько машин. В помещение вбежали немцы и с криками, руганью набросились на здоровых пленных, приказали им стаскивать с нар больных, грузить в машины. "Все. Назад мы не вернемся!" - подумал я.
Симон бросился к немцам. Он стал объяснять им, что я врач и нужен ему как помощник. Но эта попытка оставить меня в блоке оказалась безуспешной. Немец выругался и прикладом автомата оттолкнул его. Мы попрощались взглядами, и меня поволокли к машине, туда, где уже лежали другие, обреченные на смерть.
Машины тронулись.
Везли весь день, и уже по одному этому можно было понять, что расстреливать нас, по крайней мере сейчас, не будут. Чтобы уничтожить группу больных, их не нужно было так далеко увозить. Немцы никогда так не делали. Они расстреливали узников или в самом лагере, или поблизости от него.
К вечеру нас привезли в город Острог. Остановились на площади.
Нас выгрузили возле небольшого одноэтажного домика, который оказался городской больницей. Все последующее было настолько невероятным, что стало казаться сном. Нам всем сделали санобработку, выдали чистое белье и халаты, разместили в настоящих больничных палатах. Мы вдруг оказались на койках, застланных белыми простынями. Нас обслуживали медицинские сестры и осматривал настоящий врач.
Чудом показалась нам и пища. После баланды, которой мы питались в лагере, нас накормили настоящим супом, горячим, даже наваристым, а на второе дали картофельное пюре. Правда, дозы были микроскопическими, если принять во внимание наш аппетит.
Ночью, когда остались одни, мы долго терялись в догадках: что же случилось? Почему немцы впервые поступили столь благородно, чутко по отношению к пленным? Может, за всем этим кроется новый, еще более жестокий замысел? Так ничего и не придумали. Все выяснилось позже.
Медицинский персонал, особенно сестры из местных жителей, относились к нам сердечно. Не раз в глазах женщин мы видели слезы, сочувствие и участие. А мы действительно выглядели страшно: обросшие, невероятно худые, в буквальном смысле слова - кожа да кости.
По мере того как мы поправлялись, увеличивался аппетит, но порции оставались прежними. Чувствовалось, что в больнице туго с продовольствием.
