Неожиданно его будто кто толкнул. Он вскочил на ноги со стула, на который присел, и бросился в комнату. Распахнул шкаф и недоуменно остановился: ящик с монетами, который взяли домушники, был на месте. Он медленно открыл его и прищурившись разглядел в полумраке шкафа, что все монеты были на месте. Кинулся в прихожую отодрал линолеум и паркет, вытащил из тайника основной ящик с монетами. Они тоже оказались на месте. Не было лишь спецприспособлений, которые лежали на столе в комнате, в полиэтиленовом пакете.
В мозгах будто от перепоя все затормозилось. Он подошел к окну и прижавшись виском к стеклу, скосив глаза, увидел у гаражей «Жигуленка», на котором ездил двое суток. Непонимающе помотал головой и прошел на кухню, пить чай. Только наполнил полстакана, как привык пить еще со времен своей жизни в Средней Азии, зазвонил телефон. Петр бросился к аппарату. Поднял трубку и вздохнув, негромко спросил:
– Кто?..
– Приходи пешком, – грубо потребовал все тот же хриплый голос. – Машина пусть отдохнет, – Раздался щелчок разрыва и короткие гудки. Петр даже не успел вставить слова. Злость стала таять, как снежок в страшном огне домны, в которой ему однажды с Серегой пришлось уничтожать двоих ликвидированных. Внутри родился страх. Он уже не просто шевелился, а во всю гулял и пугал с каждой минутой все больше и больше. Начинался какой-то кошмар, Петр был в этом твердо уверен.
Он не любил непонятные и необычные происшествия. Старался быть от них подальше. В его жизни подобное случалось лишь дважды: когда он всей своей душой пожелал смерти своему отцу, после очередной порки, да так сильно, что у него все внутри заболело. Петр еще не знал, что в груди есть сердце, в голове мозг, и наверное душа. Он болел три дня да так сильно, что его откачивали врачи. Это состояние ему запомнилось на всю жизнь.
Тогда показалось, что страшный огонь внутри, сжигает внутренности. И от этого было страшно. В тот раз он понял, что такое смерть. А ведь был еще пацаном. Боль стала исчезать в тот момент, когда мать привела десятилетнего Петра в детский приемник и написала заявление в детдом, куда его отвезли тем же вечером. Он не скучал по матери, и не жалел, что вырос в детдоме, а не в обычной семье. Больше он свою мать не видел. Сестер и братьев у него не было, и ему это нравилось: никому не обязан.
Второй раз боль была потише, но тоже неприятная, в тот день, когда убили Сергея. Он ожидал, что Сергея закажут ему, или его закажут Сергею. Но начальство решило иначе: приказало списать друга кому-то на стороне. Переживания глушил водкой. При этом Петр чувствовал, что если бы он ликвидировал Сергея, то ему было бы легче.
