сделаться хоть сколько-нибудь лучшим самому
Это может показаться довольно странным, особенно для тех, которые получили в юности совершенно оконченное и полное воспитание.
самое
Я начал с таких первоначальных книг, что стыдился даже показывать и скрывал все свои занятия.
Я учил себя самого, как учитель ученика. Я начал с первоначальных книг, которые стыдился даже показывать, так что никто не знал, чем я занимаюсь
Я наблюдал над собой, как учитель над учеником, не в книжном ученьи, но и в простом нравственном, глядя на себя самого, как на школьника.
не только в книжном ученьи, но даже [так] и в нравственном
Я поместил кое-что из этих проделок над самим собою в книге моих писем, вовсе не затем, чтобы пощеголять чем-нибудь (да и не знаю, чем тут щеголять), но из желанья добра: авось кому-нибудь принесет это пользу: я был уверен, что много, подобно мне, воспитались в школе плохо и потом, подобно мне, спохватились, желая искренно себя поправить.
порисоваться
Я поместил кое-что из этих проделок над самим собою в книге моих писем, вовсе не затем, чтобы пощеголять чем-нибудь (да и не знаю, чем тут щеголять), но из желанья добра: авось кому-нибудь принесет это пользу: я был уверен, что много, подобно мне, воспитались в школе плохо и потом, подобно мне, спохватились, желая искренно себя поправить.
потому что я был уверен
В ответ же тем, которые попрекают мне, зачем я выставил свою внутреннюю клеть, могу сказать то, что все-таки я еще не монах, а писатель.
тем, что
В ответ же тем, которые попрекают мне, зачем я выставил свою внутреннюю клеть, могу сказать то, что все-таки я еще не монах, а писатель.
После “писатель” было: У писателя не может ничего выходить внаружу, кроме того, что [есть] делается в его собственной душе
Я не считал ни для кого соблазнительным открыть публично, что я стараюсь быть лучшим, чем я есть.
После “я есть” было: Что же делать, если я точно сгораю [честолюбьем] желаньем совершенства? Разве я должен стыдиться этого чувства? И не вижу, зачем это ск<рывать>. Я не вижу или что
Против<ным> я действительно казался себе самому вовсе не от смиренья, но потому, что в мыслях моих чем далее, тем яснее представлялся идеал прекрасного человека, тот благостный образ, каким должен быть на земле человек, и мне становилось всякой раз после этого противно глядеть на себя.
но чем представлял <ся> мне ясней в моих мыслях идеал прекрасного человека, чем ярче, выше выступал передо мною
