Марлен сидел, опустив руки. У него больше не было сил спорить. И тогда заговорил Роман, суровый хмурый воин:
– Дурак ты, хлопче, но толк из тебя будет! А если не из тебя, то из детей твоих! У тебя кто там, на воле?
– Мама больная, жена Лена и сын Лёнечка… Два годика…
– Дай бог здоровья твоей маме! Не за то, что дурацким именем назвала, а за то, что хорошего человека воспитала, не червивого! И Лена твоя, если ждёт, пускай дождётся. Не так уж долго тебе сидеть. Сталин твой много не проживёт – захлебнётся от собственной злости! Скоро таких, как ты, выпустят. Это нам ещё долго нести свой крест, конца не видно! А ты выйдешь, и если ума тебе бог не вставит, то хоть Лёня твой вырастет человеком!… Ну, ладно, не обижайся! Мы все тут – хорошие люди! Все, кто сидит возле этого костра. А плохих тут нет! Плохой только вон тот вертухай, который нас охраняет! Поэтому мы тут греемся, а он там мёрзнет!
Дружный весёлый смех раскатился по тайге. Вертухай Серёга, который невдалеке переминался с ноги на ногу, крикнул со злобой:
– Эй, вы, суки! Тихо там! Я вам щас посмеюсь!
Но к костру подойти не решился.
– Лёни, возьми кусочек беленький хлебчик! – сказала бабушка.
Лёня прыснул чаем.
– Бабушка! Надо говорить: «Кусочек беленького хлебчика!»
– Ай, брось… – махнула рукой Циля Нахмановна.
За всю свою долгую жизнь она так и не научилась дружить с падежами. Во-первых, на идиш ей говорить было привычней, чем на русском. Во-вторых, образованием она похвастаться не могла: четыре класса ещё до революции. Хотя по жизни Циля Нахмановна была человеком очень здравомыслящим и часто говорила: «Мене бы высшее образование, так я бы могла быть министром!» На что папа всегда добавлял: «Министром общественного питания!» Бабушка готовила превосходно!
Папа отличался хорошим чувством юмора. Но сегодня он никак не комментировал разговор сына и тёщи. Он лежал на диване, и ему было очень плохо. Опять разыгрался старый радикулит, хотя папа был совсем ещё не старым человеком. Просто в молодости он много лет работал на Севере, лечил оленеводов и геологов. Там и заработал кучу разных болезней. Вообще-то молодец у него папа, настоящий мужчина! Фронтовик!
Допив чай, Лёня бросился собираться – он опаздывал в школу. Схватив портфель и крикнув всем «Пока!», он выбежал из квартиры и помчался вниз по лестнице. Как хорошо было нестись по широким мраморным ступеням, изредка хватаясь за кованые ажурные перила!
Как не спешил Лёня в школу, выбежав из подъезда, он не смог не оглянуться лишний раз на свой красавец дом. С самого раннего детства он испытывал восторг перед этим домом, его грандиозными формами и размерами. Он рассматривал причудливые лепные растения на высоченных потолках, носился на детском трёхколесном велосипедике по широким коридорам их коммунальной квартиры, слыша возгласы соседок: «Это чёрт, а не ребёнок!» Хотя папа был очень недоволен этой квартирой, называл её муравейником, Лёню она вполне устраивала. Как-то зашёл он к одному своему знакомому в новую пятиэтажку, одну из тех, которые называются «хрущёвками». Знакомый очень гордился тем, что живёт в изолированной квартире, но Лёня там за неполный час чуть не задохнулся. Ему казалось, что его посадили в маленькую коробочку и плотно закрыли крышкой. После этого своя ободранная коммуналка показалась ему сказочным дворцом.
