Это были дети моего дяди - Жоржик, Нина и Толя, - о которых мне не раз рассказывала покойная мамочка.
Дети молча смотрели на меня. Я - на детей.
Минут пять длилось молчание.
И вдруг младший мальчуган, которому наскучило, должно быть, стоять так, неожиданно поднял руку и, ткнув в меня указательным пальцем, произнес:
- Вот так фигура!
- Фигура! Фигура! - вторила ему белокурая девочка. - И правда: фи-гу-ра! Толька верно сказал!
И она запрыгала на одном месте, хлопая в ладоши.
- Очень остроумно, - произнес в нос гимназист, - есть чему смеяться. Просто она мокрица какая-то!
- Как мокрица? Отчего мокрица? - так и всколыхнулись младшие дети.
- Да вон, разве не видите, как она пол намочила. В калошах ввалилась в гостиную. Остроумно! Нечего сказать! Вон наследила как! Лужа. Мокрица и есть.
- А что это такое - мокрица? - полюбопытствовал Толя, с явным почтением глядя на старшего брата.
- М-м... м-м... м-м... - смешался гимназист, - м-м... это цветок такой: когда к нему прикоснешься пальцем, он сейчас и закроется... Вот...
- Нет, вы ошибаетесь, - вырвалось у меня против воли. (Мне покойная мама читала и про растения, и про животных, и я очень много знала для своих лет). - Цветок, который закрывает свои лепестки при прикосновении, - это мимоза, а мокрица - это водяное животное вроде улитки.
- М-м-м... - мычал гимназист, - не все ли равно, цветок или животное. У нас еще этого не проходили в классе. А вы чего с носом суетесь, когда вас не спрашивают? Ишь какая умница выискалась!.. - внезапно накинулся он на меня.
- Ужасная выскочка! - вторила ему девочка и прищурила свои голубые глазки. - Вы лучше бы за собой следили, чем Жоржа поправлять, - капризно протянула она, - Жорж умнее вас, а вы вот в калошах в гостиную влезли. Очень красиво!
- Остроумно! - снова процедил гимназист.
- А ты все-таки мокрица! - пропищал его братишка и захихикал. - Мокрица и нищая!
Я вспыхнула. Никто еще не называл меня так. Прозвище нищей обидело меня больше всего остального. Я видела нищих у паперти церквей и не раз сама подавала им деньги по приказанию мамочки. Они просили "ради Христа" и протягивали за милостыней руку. Я руки за милостыней не протягивала и ничего ни у кого не просила. Значит, он не смеет называть меня так. Гнев, горечь, озлобление - все это разом закипело во мне, и, не помня себя, я схватила моего обидчика за плечи и стала трясти его изо всей силы, задыхаясь от волнения и гнева.
- Не смей говорить так. Я не нищая! Не смей называть меня нищей! Не смей! Не смей!
